5323fafd9daa43cea51194aed4d0639c

- Что и требовалось доказать, - сухо заключил Ремус. - Почему бы вам не выучить какое-нибудь новое слово? Уверяю, это вовсе не так сложно, как кажется.

- Новое? Изволь, - сказал Мальсибер так тихо, что его голос был едва слышен за порывами ветра. - Круцио.

Лили была к этому готова – вовремя выставила Протего; Эйвери покатился вниз – Ремус попал в него заклятием, когда Мальсибер только-только выпустил свое. Третий из четверки попытался достать Лили справа – она успела заблокировать, ушла перекатом в сторону, чтобы в случае чего укрыться за камнем, и с колена ударила заклинанием – но промазала, оно прошло слишком высоко, потому что ее противник уже упал – до него добрался Ремус…

…который и сам угодил под проклятие Розье – врезался спиной в камни, сполз на землю, судорожно ловя ртом воздух, его лицо перекосилось от боли, и Лили уже была готова выпустить Контрапассо – оно вертелось на кончике языка, кипело, рвалось с волшебной палочки…

Нет.

- Экспеллиармус! - воскликнула она, вкладывая в заклинание всю свою силу. Два яростных взмаха – у Розье из рук вырвалась палочка, у Мальсибера вместе с ним, а их самих отшвырнуло назад, сбило с ног мерцающей вспышкой, и Лили повторила еще дважды: - Экспеллиармус! Экспеллиармус! - и в конце концов сжала в руке все четыре волшебные палочки.

Слизеринцы пытались подняться на ноги – там, внизу, ближе к подножию холма; мотали головами, чтобы разогнать туман перед глазами и стряхнуть с себя снег, и только Эйвери все еще валялся без сознания.

- Что, сосунки, утерлись? - выдохнула она, а потом заклинанием услала их палочки как можно дальше и выкрикнула: - Ищите-ищите, рвите жопу!

Ремус тоже пытался встать. Лили помогла ему подняться, а затем перекинула его руку через плечо и, пошатываясь и спотыкаясь, повела своего пострадавшего вверх по склону, подальше от этих валунов. По снегу срезала путь до вершины – там свирепствовал ветер, но навалившийся на нее Ремус прямо-таки излучал тепло… оно просачивалось сквозь все слои одежды, через двойной комплект мантий и зимних плащей, а его запястье и вовсе казалось лихорадочно-горячим.

- Я… поражен, - с трудом прохрипел он. - От тех камней… было куда больней, чем от Круциатуса Мальсибера. Только в руку мне попал, мазила придурочный…

- Ты, главное, не останавливайся, - буркнула Лили.

Они добрались до арки, ведущей во внутренний двор, и нырнули под ее каменный свод. На булыжнике было легко оступиться – то лед под ногами, то грязная снежная каша…

- Вот видишь, - пробормотала Лили – изо рта поднялось облачко пара; внутренний двор вокруг казался вымершим – молчал даже выключенный из-за холодов фонтан. - Северус так и не появился. Он меня совсем возненавидел.

Чтобы не поскользнуться на ступеньках, Ремус выставил вперед руку и оперся о дверной косяк. Дальше начинался коридор.

- А ты его ненавидела? Ну, когда он назвал тебя… тем словом?

- Да. И очень долго, - она смотрела вниз – их обувь оставляла мокрые следы, пятная грязный пол подтаявшим снегом.

- Но твоя привязанность к нему от этого никуда не делась, так ведь?

Она заглянула ему в лицо – насколько это было возможно, потому что рука Ремуса по-прежнему лежала у нее на плече, – и увидела грустную, усталую улыбку. И раннюю седину – зимний свет посеребрил несколько волосков. И тогда Лили впервые задалась вопросом: откуда он так много знает о прощении? Раньше ей всегда казалось, что прочитал в книжках – поэзия, философия или что-то в этом роде, но не в шестнадцать же лет… что с ним такого произошло? Кто заставил его узнать, каково это – когда тебя так горько обидел родной человек?

- Я знаю, - сказал он, - одно чувство другое не отменяет. И ты его простила. Если он сейчас на тебя злится, то рано или поздно остынет, и вы снова помиритесь. Так уж устроены люди.

Лили закрыла глаза. Колени подгибались – не поддерживай она Ремуса, наверняка бы отшатнулась, а там оступилась и грохнулась.

Даже забавно, как порой ранит в самое сердце такая вот попытка приободрить… доброта, которая причиняет больше боли, чем самая изощренная жестокость. Одной своей кротостью и тихой улыбкой Ремус умудрился справиться там, где оказались бессильны годы и годы рефлексии, долгие часы, проведенные в самобичевании; где ничего не добился даже Северус с его безжалостной прямолинейностью.

Только смерть заставила ее снова заговорить с Северусом. Она помирилась с ним только тогда, когда потеряла все на свете.

И Ремус сказал, что это неправильно.

В глазах замерли слезы – словно пошел трещинами озерный лед.

- Лили? - ее пальцы разжались, чуть не соскользнули с запястья Ремуса – но он все еще опирался на ее плечо и, чуть-чуть развернув кисть, легонько сжал ее руку. - Слушай, по-моему, все не так плохо, как тебе…

- Давай я отведу тебя в лазарет, - голос казался неустойчивым, точно башня из кубиков. - Круциатус – это тебе не шлепок по ладони.

Секундная пауза.

- Хорошо, - согласился Ремус, выпуская ее запястье.