Власти некоторых городов быстро уловили пользу стандартизации времени по всей стране и соответствующим образом скорректировали свои часы. Кое-кто обижался на столичное своеволие, держась за мысль, что их время — это «правильное время», как с очаровательным местечковым патриотизмом выразился Flying Post. Много лет декан Эксетера упрямо отказывался перевести часы на городском кафедральном соборе.
Конечно же, никакого «правильного времени» не существует. Как и в случае денег, польза от него есть, если только оно общепринято. Тем не менее точное измерение времени возможно. И оно случилось в 1656 году благодаря голландцу по имени Христиан Гюйгенс. Конечно, часы люди знали и до Гюйгенса. Самые разные цивилизации, от Древнего Египта до средневековой Персии, использовали водяные часы, другие отмеряли время по отметкам на свечах[432]. Но даже самые точные устройства могли ошибаться на пятнадцать минут в день[433]. Для монаха, который хочет определить время молитвы, это не имеет большого значения, если только Господь не ярый поборник пунктуальности. Но для одной области деятельности, которая становилась все более важной, возможность точно отмерять время имела огромное экономическое значение. Это мореплавание.
По высоте солнца над горизонтом моряки могли определить широту — местоположение с севера на юг. Но долготу, или расположение с востока на запад, им приходилось угадывать. Неправильная оценка могла привести — и часто приводила — к тому, что корабли приставали к берегу в сотнях километров от определенного штурманом места. Иногда они в буквальном смысле натыкались на землю и тонули.
Чем здесь могло помочь точное измерение времени? Помните, почему время на часах в Эксетере отличалось от времени в удаленном на несколько сот километров Лондоне? Полдень там настает на четырнадцать минут позже. Если знать, когда наступает полдень в Гринвичской обсерватории в Лондоне или любой другой ориентирной точке, можно на основе наблюдений за солнцем вычислить разницу во времени и понять расстояние. Маятниковые часы Гюйгенса были в шестьдесят раз точнее любого предшествующего устройства, но даже пятнадцать секунд в день за долгое морское плавание складываются в десятки минут, а ведь маятник на палубе корабля качается не очень равномерно.
Правители морских государств остро осознавали проблему долготы. Примерно за век до появления изобретения Гюйгенса король Испании учредил награду за решение этой проблемы. Широко известно, что более поздняя награда, предложенная британским правительством, заставила англичанина Джона Гаррисона кропотливо совершенствовать часы и получить в 1700-х годах довольно точное устройство[434]. Оно отмеряло время с отклонением в пару секунд в день[435].
Со времен Гюйгенса и Гаррисона часы становились все точнее. А после того как сдался непримиримый декан Эксетера, весь мир пришел к соглашению в отношении «правильного времени»: им стали считать всемирное координированное время (Сoordinated Universal Time), или UTC, с различными глобальными часовыми поясами, благодаря которым двенадцать часов дня теперь хотя бы примерно соответствуют высшей точке солнца. В основе UTC — атомные часы, измеряющие колебания энергии электронов. Сами Главные часы, которые обслуживает Военно-морская обсерватория США на северо-западе Вашингтона, представляют собой комплекс из нескольких часовых механизмов, самый совершенный из которых — четверо «фонтанных» атомных часов, в которых замороженные атомы поднимаются в воздух и опадают вниз. Если что-то пойдет не так — например, вошедший в помещение технолог изменит температуру и, возможно, время, — несколько запасных механизмов готовы в любую наносекунду взять работу на себя. Эти сложные методики позволяют достичь точности до секунды каждые 300 миллионов лет[436].
Есть ли смысл в такой точности? Ведь утреннюю поездку на работу мы не планируем до миллисекунд. Смысл точных наручных часов всегда был не в практичности, а в престиже. Более века до появления часовых сигналов в первых радиопередачах члены лондонского семейства Белвилл зарабатывали на жизнь, каждое утро устанавливая свои часы по Гринвичу и за умеренную плату «продавая время» по всему городу. Их клиентами в основном являлись торговцы часами, для которых синхронизация своего товара по Гринвичу была делом профессиональной чести[437].
Кое-где значение имеет даже миллисекунда. Одно из таких мест — рынок ценных бумаг. Можно заработать состояние, воспользовавшись шансом арбитражной сделки за мгновение до конкурентов. Финансисты недавно вычислили, что было бы выгодно потратить 300 миллионов долларов на прокладку туннеля между Чикаго и Нью-Йорком, чтобы спрямить оптоволоконные кабели и ускорить таким образом обмен информацией между городами на три миллисекунды. Разумно спросить, так ли уж полезно для общества подобное вложение денег, но стимулы для таких инноваций предельно ясны, и сложно удивляться тому, что люди на них реагируют[438].