Экономист Брайан Артур не так в этом уверен. В распространении в последнее столетие двигателей внутреннего сгорания он видит пример «зависимости от пути» — самоусиливающегося цикла, в котором прошлые инвестиции и имеющаяся инфраструктура заставляют поступать определенным образом, хотя с нуля, возможно, сделали бы по-другому. Даже в 1914 году, утверждает Артур, пар в качестве основы автомобильного транспорта являлся как минимум таким же жизнеспособным вариантом, как и нефть, но растущее влияние нефтяной промышленности привело к тому, что в совершенствование двигателей внутреннего сгорания было вложено гораздо больше денег, чем в паровые двигатели. Кто знает, какие прорывы оказались бы возможными при сопоставимых инвестициях в исследования и развитие? Может быть, сегодня мы ездили бы на очередном поколении паровых автомобилей[426].
А если бы Рудольф Дизель добился своего, возможно, глобальная экономика работала бы на арахисе.
Имя Дизеля стало синонимом одного из нефтепродуктов, но свой двигатель он разрабатывал с использованием различных видов топлива, от угольной пыли до растительных масел. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже он продемонстрировал модель, работающую на арахисовом масле, и со временем стал горячим сторонником этого вида топлива. В 1912 году, за год до смерти, Дизель предсказал, что растительные масла станут не менее важным источником топлива, чем продукты переработки нефти[427].
Для владельцев арахисовых ферм такая перспектива, без сомнения, была более привлекательной, чем для хозяев нефтяных полей, но со смертью Рудольфа Дизеля воплощение проекта в жизнь приостановилось. Отсюда возникла вторая теория заговора, в наши дни нашедшая выражение в сенсационном газетном заголовке «Убит агентами больших нефтяных трестов»[428].
Недавно интерес к биодизельному топливу возродился. Оно загрязняет среду меньше, чем нефтепродукты, однако порождает другие противоречия, так как конкурирует за пахотные земли и тем самым толкает вверх цены на продукты питания. В эпоху Рудольфа Дизеля это не вызывало особых опасений: климат был предсказуемым, а загрязнений намного меньше. Изобретатель приходил в восторг при мысли, что его двигатель поможет развиваться бедным сельскохозяйственным странам. Каким оказался бы современный мир, если бы самыми ценными землями в последние сто лет стали не те, где добывают нефть, а те, где можно выращивать арахис?
Об этом, как и о том, что в действительности произошло с Рудольфом Дизелем, остается только гадать. Когда спустя десять дней тело всплыло рядом с другим кораблем, оно уже слишком разложилось для вскрытия. Команда даже не захотела поднимать его на борт. Они забрали из пиджака Дизеля кошелек, перочинный нож и футляр для очков, которые потом опознал сын. Тело изобретателя поглотили волны.
32. Часы
В 1845 году к часам на церкви Святого Иоанна в Эксетере, на западе Англии, добавили интересное новшество — еще одну минутную стрелку, которая на четырнадцать минут опережала первую[429]. По объяснению газеты Trewman’s Exeter Flying Post, это было «большое удобство для общества», так как теперь часы показывали «не только точное время в Эксетере, но и железнодорожное время»[430].
Чувство времени всегда определялось движением планет. О «днях» и «годах» люди говорили задолго до того, как узнали, что Земля вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца. Благодаря росту и убыванию луны возникло представление о месяцах. Движение солнца по небосводу показывало время дня. Но момент, когда солнце достигает высшей точки, зависит, конечно, от места наблюдения. Если вы окажетесь в Эксетере, это наступит примерно на четырнадцать минут позже по сравнению с Лондоном.
Естественно, когда часы стали обычной вещью, люди начали ставить их согласно наблюдениям за небом. Это было удобно для координации действий только с местными жителями. Если два человека живут в Эксетере и условятся встретиться в семь вечера, вряд ли имеет какое-то значение, что в Лондоне, в 320 километрах от их местонахождения, полагают, что сейчас 7:14. Однако как только между Эксетером и Лондоном стали курсировать поезда, останавливающиеся во множестве других городков, в каждом из которых было свое представление о текущем времени, люди столкнулись с логистическим хаосом. Первые железнодорожные расписания информировали путешественников, что «время в Лондоне примерно на четыре минуты отстает от Рединга и на семь с половиной минут опережает время в Сайренсестере» и так далее, но многие пассажиры, понятное дело, безнадежно путались. Хуже того, путались машинисты и сигнальщики, что повышало риск крушений[431]. Поэтому железные дороги перешли на «железнодорожное время». В основу было положено среднее время по Гринвичу, определяемое знаменитой обсерваторией в лондонском районе Гринвич.