5

Всегда она хотела подойти к женщине, но другие кошки никогда не позволили ей; Они размахивали ею, не желая иметь ничего общего с людьми, кроме как принимать их пищу, - и они взяли все это. Погрузившись вниз, живот на землю, она сглотнула последние крохи, дрожа.

Комплект был достаточно жестоким, когда она была одна; Конечно, она не боялась собак. Много дней назад, когда два огромных щенка прыгнули и лаяли на нее, она напала на одного из них так же ужасно, как бобтат, была очень забавная, чтобы кататься прямо у деревенских улиц. О, это была дикая гонка, все ее когти копались.

Но она боялась ее кошачьих сверстников; Она боялась страсти лидеров клаудеров, их свирепых кругов и шипения и вычеркивания. Она не оспаривала бы эту иерархию больших, средних кошек. Не так много кошек побежали в клаудера, как в пачке собак, но дикие кошки часто жили вместе в таком клане - лидер пачки сказал ей, что для силы на своей территории и для защиты. Он сказал, что ее собственная группа побежала в клаудера из-за того, кто они, потому что они не были похожи на других ферралов.

Собака нашла это. Выяснилось, что она не просто еще одна испуганная кошечка.

Женщина была на холме, когда она ехала на этой собаке; женщина, должно быть, рассмеялась. Кошкам-клоунам не нравилась женщина, но набор любил скользить рядом с ней, невидимым. Ей нравилось видеть, как женщина наслаждается туманом и рассветом. Женщина любила возвышенность и любила небо и море, и поэтому набор любил эти вещи. Она также не считала странным иметь такие мысли, не более, чем было странно всегда быть голодным. Ее мысли были частью ее, ее голод был частью ее голода, было естественным состоянием зверя. Что еще было, кроме этого настороженного и голодного существования, а затем ее личные мысли, чтобы согреть ее?

Но все еще. Там в жизни больше, чем голод, страх и холод - даже больше, чем ее собственные возбужденные размышления. Но что это было, она не выработала. Она знала только, что где-то еда была многообещающей и вкусной, и что можно было согреться, а спать были мягкие кровати - вид сна, где кошка не должна была дремать одним открытым глазом, дрожащим от малейшего звука.

Завернув крошки и, не найдя никакой домашней мудрости, разбросанной среди них через грязь, она вылезла из травы в порывистый ветер и прыгнула на валун, поднялась смело в ударе, осмотрев холм, который метался и рифлялся вокруг нее. Трава хлестала и бежала в серебряных волнах, а за ней море разбилось и взлетело, как гигантское и чувственное животное, плевевшее на небе.

С ее пестрой черно-коричневой окраской, ее пылающими желтыми глазами и длинными волосами, торчащими из ушей в двух удивительных пучках, молодая кошка была похожа на маленького бобака больше, чем на домашнее кошачье. Ее тонкое тело казалось слишком длинным для нормальной кошки, и она была гораздо более быстрой и подвижной.

Однако у нее не был хвост бобката, но длинный, пушистый шлейф, придаток удивительной длины, столь же важный, как флаг национального значения; и хотя ее пальто было плотным и коротким, у нее были длинноволосые брюки, как пушистые парни, ее пушистые части были такими пушистыми, что нужно было задаться вопросом, создал ли Бог какой-то временный рассеянность этот кот из оставшихся и несогласованных частей.

Может быть, Бог был в шутливом настроении, когда он ее сделал? Казалось, он тоже наполнил ее больше воображения, чем мог бы содержать любой правильный кот. Сам взгляд в ее круглых желтых глазах и на ее маленьком тонком лице подразумевал изобилующие и нетерпеливые сны, дикие и неукротимые видения.

У этой кошки не было имени. Она сделала для себя дюжину имен столь же эфемерными, как полевые цветы, которые пришли и прошли через склон. Но если у нее было настоящее, навсегда и тайное имя, принадлежавшее ей, как ее собственные лапы и хвост, она не знала, что это такое.

Стоя на ветру над валуном, она размышляла о мышах, которые зарывались под камнем, что она никогда не могла поймать, и о песнях, которые прошептал ветер, и о привычках кроликов из хлопка-хвоста, которые она запахнула в траве (я быстрее чем любой кролик. Почему я не могу их поймать?), и о характере чаек, которые колесили и кричали над ней. И, заполняясь до разрыва с вопросами, в ее ожесточенном маленьком присутствии сияла сила намного больше, чем она, сила, которая светилась из ее желтых глаз, и о которой она не понимала.

Но теперь, намного ниже ее вдоль шоссе, еще одна кошка рысью, прыгнула в траву у подножия холма и направилась к ней. Эта кошка не была одним из ее клаудеров.

Но это тоже не было странным. Она видела это раньше, этот коричневый табби с персиковым тонированным носом и ушами. Кошка внезапно исчезла в путаницу. Она ждала, пока она снова появится, ее желтые глаза широко раскрыты, ее розовый рот раскрыт мягким брюзгом.