Едва ли кто-нибудь в этом доме, помимо Изабель, Диего и Лей, понимал северное наречие, но я не стала спорить. Джай помог мне сползти со столика. Чувствуя себя ужасно неловко, я поправила платье и отошла к дивану. Джай прикрыл ставни, пододвинул ко мне кресло и сел напротив, опершись локтями о разведенные колени. Я отвела глаза: он все еще был обнажен, и я слишком хорошо помнила, что скрывалось у него под набедренной повязкой.
Джай, казалось, не замечал моего смущения.
— Я ушел из дома, когда мне было семнадцать. К этому времени я еще не успел обзавестись семьей. У меня была невеста, но теперь я ее едва помню. Наверняка она вышла замуж и родила детей другому.
Я изумленно уставилась на него, позабыв о стыде. Никогда прежде он не говорил о себе — что изменилось?
— Почему ты ушел?
— Увлекся рассказами о войне.
Как завороженная, я наблюдала за тем, как злая улыбка ломает правильную линию его выразительных губ. На этот раз он, похоже, злился на самого себя.
— Мне казалось, война — это романтика и слава. Что через год-другой я вернусь домой, возмужавший, увешанный орденами за доблесть, что отец и мать будут гордиться мной… Они отговаривали меня. Но как только на улицах нашего города появились вербовщики, я сбежал.
Он замолчал, погруженный в воспоминания.
— И… что дальше?
— А что дальше? Собственный опыт быстро развеял иллюзии. Я воевал шесть лет, успел дослужиться до капитана. А потом случилась одна заварушка в Халиссинии…
— И ты попал в рабство?
Он недовольно дернул плечом.
— Да.
— И сколько… это продолжается?
— Семь лет.
Я закусила губу. Семь лет — это долго. Это почти половина моей жизни. А семь лет в рабстве… Страшно даже представить.
— И все же я не понимаю… почему ты сразу не уехал домой? Даже если бы тебе удалось убить дона Вильхельмо, тебя убили бы тоже.
Джай посмотрел на меня уже без улыбки.
— Тогда я не видел другого пути.
— А теперь видишь?
— Да.
— И какой? — я даже подалась вперед, сгорая от нетерпения услышать, что он придумал.
— Теперь смерть Вильхельмо мне не нужна. Зачем он мне, если можно освободить много людей, попавших в неволю? Для этого мне и потребуется твоя помощь.
Я облизнула губы.
— А что я должна сделать?
— Прежде всего, оставаться здесь, в Кастаделле. Возможно, мне потребуется не один год, чтобы все подготовить.
Я поникла. И без слов ясно, что это означает. Джай некоторое время внимательно наблюдал за мной, а затем продолжил:
— Я не принуждаю тебя. Пока просто делюсь мыслями.
— Хорошо. Каков твой план?
— Собрать армию из рабов. Которая принудит господ освободить остальных.
— Что? — мои брови поползли вверх. — Я не понимаю, как это возможно.
— Возможно, — он усмехнулся. — Ты ведь была на Арене и знаешь, что представляют собой бои.
— Смутно. Я старалась не смотреть.
— Тебе повезло — такие смертельные побоища случаются редко. Примерно раз в полгода. Для зрителей вход стоит дорого: в такие дни гибнет много рабов, их хозяева должны окупить убытки. Но в остальное время происходит не так. Обычно каждую неделю господа приходят на Арену, чтобы выставить своего бойцового раба против чужого. Победивший раб приносит хозяину выигрыш по ставке и побежденного раба. Прежний владелец может выкупить своего раба. Но новый может и не согласиться его отдавать. Смекаешь?
Я впитывала каждое слово, не смея перебивать, но все еще не совсем понимала, что задумал Джай.
— Не очень.
— У тебя есть я, — терпеливо объяснил он. — Ты можешь ставить на меня каждую неделю. Каждую неделю получать деньги и нового раба. Я буду оттачивать их боевое искусство, и они тоже со временем смогут приносить тебе больше денег и больше рабов. В конце концов у нас окажется достаточно бойцов, чтобы…
— Чтобы участвовать в смертельном побоище? Но ведь тогда все они погибнут! И ты тоже! — воскликнула я в ужасе.
— Никто не погибнет. На такие бои обычно сходится вся знать Кастаделлы. Наверняка придут все сенаторы. А мы… нет, мы не станем убивать друг друга. Мы не останемся на арене, а выйдем на трибуны. Возьмем в заложники сенаторов и заставим их принять закон об отмене рабства.
Я ахнула, восхищенная его задумкой. Но тут же в испуге отпрянула:
— Но среди сенаторов будет и Диего.
— Да, — Джай пытливо посмотрел на меня. — Волнуешься за своего красавчика? Не стоит: все останутся живы. Просто будут под нашим контролем.
Серые глаза смотрели на меня успокаивающе, почти ласково, и охватившая меня тревога отступила.
— Хорошо. Но где и на что я буду содержать столько рабов?
Джай искоса взглянул на меня.
— Твой муж принадлежит к богатейшей семье Кастаделлы. Ссуди у него денег на строительство отдельных бараков и тренировочной арены. Скажи, что со временем вернешь все с лихвой.
Я покусала губы, обдумывая его предложение.
— А если он не согласится?
— Убеди его, — мягко, даже несколько вкрадчиво сказал Джай. — Скажи ему, что это честный обмен. Ты уступишь его желанию, пусть он уступит твоему.
Намек на желание Диего заставил меня покраснеть и уронить взгляд на колени.
— Значит, ты… передумал? Ты же не хотел, чтобы твои дети…