Я не смогу жить в этой стране. Не смогу. Надо немедленно отменить свадьбу и ехать домой, к дядюшке… Вот только как ему объяснить свое возвращение? Наверняка и он, и тетя Амелия будут смотреть на меня с укоризной. Какой позор — отвергнутая невеста, вернувшаяся домой! Едва ли после этого меня просватают за сына приличного лорда.
Но об этом я подумаю позже. А сейчас надо дотерпеть до конца омерзительной бойни, сохраняя лицо, и обдумать правильные слова объяснения с Диего и Изабель.
Я подняла глаза лишь тогда, когда кровавая возня на арене закончилась и молчаливые рабы, следящие за порядком, вынесли прочь горы трупов. Победитель, весь покрытый кровью, издал боевой клич, окинув безумным взглядом восторженную публику, высоко поднял щит и с силой воткнул копье в песок. Пошатываясь, он ушел с арены на своих двоих под улюлюканье и крики зрителей.
Рабы-прислужники заровняли окровавленный песок, и вскоре арена приобрела первоначальный вид.
— Ты как? — участливо склонился надо мной Диего, пытаясь захватить мою ладонь.
Я не далась.
— Это все?
— Нет. Будут еще бои. Теперь — кулачная битва, до последнего оставшегося в живых. Потом — победитель выйдет против победителя.
— Какая ирония, — скорбно усмехнулась я.
— Ирония в чем? — насторожился Диего.
— В названии представления. «Бой за свободу». А все, что получили несчастные рабы в этом бою — это смерть.
— Кто знает, — хмыкнул Диего. — Если публика будет благосклонна к победителю, быть может, ему даруют свободу.
Теперь я осмелилась посмотреть ему в лицо.
— Это правда? Один человек получит свободу, за всех умерших здесь?
— Такое случается, — уклончиво ответил он.
— И что… он будет делать дальше?
— Кто знает, — пожал плечами Диего, явно недовольный темой разговора. — Может, возвратится к себе на родину. А может, останется в резервации.
— В резервации? — растерялась я.
— Ну, это такое поселение… на окраине Кастаделлы… где живут получившие свободу рабы, которые не пожелали уехать.
Слова Диего заставили меня призадуматься. Как такое может быть, что люди, обретшие свободу после рабства, оставались в ненавистной стране? Да я бы первым делом села на ближайший корабль, и… Впрочем, легко говорить, когда кошель туго набит золотом. А чем заплатит несчастный оборванный раб, который ни гроша за душой не имеет? Берут ли бывших рабов на работу? А если да, то как дорого ценят их труд? Увы, эти и многие другие вопросы останутся для меня неразрешенными. Потому что я уеду из этой прóклятой богом страны с первым же кораблем, следующим на север.
Тем временем на арену вышли новые бритоголовые бойцы, поигрывающие литыми мышцами под лоснящейся от пота кожей. Эти казались едва ли не более грозными, чем предыдущие. И немудрено, если им приходилось бороться голыми руками… Но это значит, что они будут умертвлять друг друга, ломая противникам шеи?
Я вцепилась в спасительный стакан и попыталась отвлечь себя какими угодно мыслями, лишь бы не слышать леденящих кровь звуков, доносящихся с арены.
Этот бой длился мучительно долго, гораздо дольше, чем тот, первый. Я удивлялась тому, как зрители еще не сорвали себе глотки, выкрикивая имена рабов, подстегивая тех к уничтожению соперников. Я задыхалась, несмотря на действительно отличную вентиляцию в древнем сооружении. В моих висках вместе с кровью пульсировала мысль: уйти отсюда, уйти поскорее. Иначе я потеряю рассудок еще до окончания схватки.
Но в конце концов бойня на арене закончилась. Я позволила себе взглянуть на оставшегося в живых раба, наверняка убившего не одного из своих павших собратьев. Он был огромен и мускулист, как и другие, и так же бритоголов, однако кожа его показалась мне гораздо светлей, чем полагалось бы халиссийцу. Сейчас он едва держался на ногах, но, вместо того чтобы издать победный клич, обводил толпу зевак ненавидящим взглядом. Казалось, еще немного, и горящие глаза сожгут всех напрочь, словно диким огнем.
Серые глаза.
Или мне померещилось? Разве могло такое быть? Почти все южане имели иссиня-черные волосы и темные, как спелые маслины, глаза.
Боец, пошатываясь и переступая через трупы, ушел с побоища, и разглядеть его глаза получше мне не удалось. Удивительно, но этого победителя толпа провожала не радостным улюлюканьем, а общим недовольным гулом, словно зрители мстили ему за гневный, яростный взгляд.
Распорядитель объявил небольшой перерыв, и я попросила Диего проводить меня в уборную. Для высших слоев знати, к сливкам которых относилась и семья Адальяро, была отведена отдельная уборная, которая могла бы потягаться роскошью с королевским тронным залом. Там я попыталась освежить лицо и шею прохладной водой, приводя себя в чувство.
Осталось потерпеть всего одно сражение — судя по всему, оно будет довольно коротким, если против безоружного бойца выйдет вооруженный копьем и щитом воин, — и я смогу наконец уехать отсюда.
Навсегда.