4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

Глухой звук смазанной пощечины вдруг отрезвляет. Слепящие всполохи перед глазами рассеиваются, возвращая способность видеть. Вель дрожит в моих руках, из сдавленного горла рвутся хрипы, глаза распахнуты в пол-лица. Отпускаю ее, помогаю встать на ноги; она пытается откашляться и прикрыться обрывками рубашки.

Из остатков утихшего гнева рождается стыд.

— Ты не можешь запретить мне биться за Аро, — вырывается у меня вместо извинения.

— Делай что хочешь, — хрипло произносит Вель, потирая горло и, пошатываясь, уходит к кровати. Придерживая на себе разорванную рубашку, неловко взбирается на постель и ложится спиной ко мне, подтянув к груди колени.

Смотрю на худые плечи, на торчащие лопатки и острые локти, и жгучее чувство вины разъедает нутро. Почему снова так взъярился? Ведь она не со зла. Она по наивности боится за мою жизнь. Все бабы одинаковы — им только позволь, будут век держать при своей юбке.

— Вель, — голос кажется чужим, незнакомым. Виноватым. — Прости. Я не хотел тебя напугать.

Молчит, не двигаясь. Плечи вздрагивают, будто в рыданиях. Ну что за дурак? Воевать с бабой, в которой еле душа держится…

Слишком рано возомнил, будто могу ею командовать. И в самом деле едва не разрушил все, что задумал и в чем она мне помогала. А что, если теперь пошлет меня на все четыре стороны?

Делать нечего — надо мириться. От ее благосклонности зависит многое.

Ноги будто свинцовые, но я не даю себе послабления, подхожу ближе. Поколебавшись, ложусь рядом, чувствуя, как прогибается матрас под моим весом.

— Вель…

Провожу рукой по плечу, по спине. Медленно, прядь за прядью, убираю рассыпавшиеся волосы, обнажаю тонкую шею. Наклоняюсь, осторожно целую за ушком.

— Вель. Не злись. Я не хотел… так. Тебе не понять, что значит для меня этот мальчишка.

Молчит, и я понимаю, что говорю что-то не то. Но что еще говорить? Вроде бы уже извинился, повторяться бессмысленно. Вместо этого бормочу что-то невразумительное:

— Но ты тоже хороша. Могла бы сказать мне, прежде чем отказывать Вильхельмо…

Нет, опять не то. Худые плечи становятся еще острее. Глупец. Разве так мирятся с женщиной?

Виновато выдыхаю ей в затылок, зарываюсь носом в волосы и касаюсь губами шеи, обхватываю нежную мочку. Хочется шептать ей на ухо какие-то глупости, чтобы простила, откликнулась, обернулась, но на ум ничего не идет.

— Вель…

Ее запах пьянит, мысли в голове расплываются. Хочется прикасаться к ней бесконечно, целовать ее всю, но мешает треклятая рубашка. Тяну рукав вниз, оголяю хрупкое плечо, впитываю губами сладость ее кожи дюйм за дюймом. Рука сама нащупывает голое колено под длинным подолом, тянется выше, к стройному бедру. Вель упрямо подбирается, закрываясь еще больше, но не отталкивает. Может, у меня еще есть шанс загладить вину?

Близость желанного девичьего тела распаляет, огонь внутри разгорается, искушает плоть. Ненавистную рубашку не жалко: все равно испорчена, поэтому рывком разрываю податливую ткань от лопаток до поясницы. Вель тяжело вздыхает, когда я тесно прижимаюсь грудью к узкой спине. Рука путается в обрывках рубашки, гладит длинные ноги, сжимает бедра, но мне хочется большего.

От поцелуев становится жарко; как паук, обхватываю ее живот, подтягиваю к себе ее бедра ближе, теснее. Чувствую, что готов ринуться в бой без всяких сантиментов, но все еще способен себя остановить: ты не просто трахаешь красивое женское тело, ты должен расположить эту женщину к себе. Губы приникают к уютной ложбинке между лопаток, стараюсь быть нежным, дарить ей ласку. С живота рука пробирается выше, между плотно сведенных локтей, находит мягкую округлость груди.

— Вель… — выдыхаю ей в спину и больше не знаю, что сказать. То, что она красива и желанна, она знает сама. То, что я сожалею, я уже сказал.

Говорить вовсе не хочется. Просто смаковать ее имя, перекатывая на языке.

Под моими ласками ее тело постепенно расслабляется, перестает сжиматься — и я радуюсь, как мальчишка. Сгорая от нетерпения, все же пробую границы: одной рукой обнимаю ее под грудью, другая осторожно оглаживает изгиб бедра, чуть сжимает ягодицу, пальцы как бы невзначай касаются влажных складочек между плотно сжатыми ляжками. Ловлю тихий стон, пресекаю мимолетное намерение отстраниться — впрочем, не слишком явное, — и влажно целую открывшуюся шею. Еще немного, и пальцы скользят все легче, наконец-то можно заменить их на изнывающий от напряжения член.

Раскусив мое коварство, Вель слабо вскрикивает, но я не позволяю ей выпутаться из объятий.

— Тише… тише… — шепчу прерывисто прямо в ухо, покрывая его поцелуями. — Расслабься… Вот так…

Беру ее сзади, как давно хотел. Медленно, нежно. Изгиб ее тела повторяет изгиб моего, она выгибается, сладко постанывает; сгребаю влажные от испарины волосы и впиваюсь поцелуем в манящие губы.

Пытаюсь сказать, как сильно хочу ее, но из горла вырывается только бессвязное «м-м-м», и я снова теряю голову.

====== Глава 23. Ошибки и сожаления ======