4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

Окидываю ее внимательным взглядом и усмехаюсь, отправляя в рот ломоть запеченной с травами индейки. Красивая она, эта Лей. Даже шрам ее не так уж и портит, если привыкнуть.

— Ты слишком труслива для халиссийки.

Обиженно дергает плечом и поднимается с камня.

— Когда-нибудь тебе вырвут твой наглый язык.

— Эй, — придерживаю ее за руку. — Остынь. Я не хотел тебя обидеть.

Мгновение колеблется, но все же садится обратно.

— Я не халиссийка. Меня взяли из кочевых племен в приграничье.

— Давно?

— Давно. Еще девчонкой.

Ее ответ закусываю румяной корочкой хлебца.

— Твой народ истребили? Насколько я знаю, кочевники не нападают первыми.

— Да, кочевники — мирный народ. Халиссийцы жестоки. А саллидианцы… ненасытны в своей жадности.

— Ваши женщины славятся своей красотой. Зато ваши мужчины — слабаки и рохли. Неспособны защитить своих женщин. Тебя взяли в рабство вместе с матерью?

— Нет, мать продали с молотка в гарем одного из столичных господ. А меня ждал бордель.

— Бордель? — восхитительная еда внезапно теряет свой вкус. — Ребенка?!

— У некоторых господ особые вкусы, знаешь ли.

Слова и мысли разом теряются, перед глазами мелькают страшные картины, смазываются кровавой пеленой.

— Кто? Кто это был?

— Что с тобой? — она поднимается, тревожно вглядывается мне в лицо. — Не дури. Это было давно. У госпожи Вельданы мне хорошо, да продлит Творец ее годы на земле.

Родное северное наречие, на котором она произносит эту фразу почти без акцента, возвращает мне способность дышать, глаза вновь начинают видеть.

— Где ты научилась грамоте и языкам?

— В борделе было много людей с разных концов мира. И старый лекарь, из ваших. Он учил меня читать и писать. Говорил, что я схватываю науку на лету.

Из наших. Сколько же северян продолжает прозябать в рабских ошейниках в проклятой Саллиде? Сколько гордых халиссийцев, горцев, лиамцев гибнут в кровавой резне на Арене? Сколько молодых женщин из мирных кочевых племен отдают свои тела на поругание жестоким развратникам?

Ничего. Настанет день, когда все наши мучители понесут наказание. Клянусь, я доживу до этого дня. А завтра… завтра сделаю первый шаг на пути к мечте.

— Тебе… принести еще чего-нибудь? — с опаской косится на меня и недоеденный обед.

— Нет. Хотя… Пожалуй, у меня есть одна просьба.

— Какая?

— Найди мне цирюльника, — медленно провожу рукой по отросшим волосам.

В завтрашнем бою ничто не должно дать противнику преимущества.

Вилла семьи Гарриди оказалась едва ли не самой богатой в Кастаделле. На ее территории могли бы уместиться два поместья Адальяро: помимо роскошного сада, огромную площадь занимала ухоженная лужайка для игры в шары.

Мы прибыли к заходу солнца, когда изнуряющий зной начал понемногу спадать, но было еще достаточно светло. Дон Гарриди, высокий немолодой мужчина крупного телосложения, встречал нас под тенистой аркой у террасы вместе со своей дородной улыбчивой супругой. Он тепло поздоровался с Диего и учтиво поцеловал мне руку.

— Донна Адальяро. Какая честь видеть вас в моем доме. Прошу еще раз меня извинить, что не мог присутствовать на вашей свадьбе: отвлекли дела в столице. Готов признать, досужие слухи не лгали: ваша красота затмила красоту нашего древнего города.

Говорить комплименты южане мастера — в этом у меня было время убедиться, поэтому близко к сердцу слова дона Эстебана я не приняла. Но это не помешало мне улыбнуться в ответ со всей подобающей любезностью.

— Прошу, проходите в сад, — вмешалась донна Бланка, фамильярно взяв меня под руку. — Я велела подать ужин в беседку, оттуда открывается великолепный вид на закат.

Мы с Диего приехали последними. Некоторых из присутствующих господ я уже знала, другим меня представили согласно этикету, и вскоре все гости расположились за просторным, искусно украшенным столом в форме подковы. Я была весьма удивлена тем, что нас с Диего усадили на самое почетное место возле хозяев.

— Как вам нравится Кастаделла, донна Вельдана? — дон Эстебан подал едва заметный знак, и тихий, как тень, раб-прислужник наполнил наши бокалы золотистым вином.

— Я восхищена ее великолепием, — деликатно ответила я, плечом ощущая некоторое напряжение мужа.

— Прежде вы не бывали здесь, верно?

— Не приходилось, — светские разговоры обычно давались мне легко, но я помнила наставления Диего и поэтому держалась настороже. — Зато мой отец приезжал на юг неоднократно.

— Я знал вашего отца, — небрежно заметил дон Эстебан.

— Правда? — тоскливое чувство закралось под кожу, бередя застарелые душевные раны.

— Он был волевым человеком и достойным лордом. Напомните, донна Вельдана, у него ведь нет сыновей? Кто сейчас вместо него заседает в Малом Королевском Совете Аверленда?

Дон Гарриди наверняка был прекрасно осведомлен о моих родственниках, но вежливость требовала ответа.

— Нет, мой единственный брат умер в раннем младенчестве. У родителей осталась только я. А в Малом Совете от семьи Несбитт заседает теперь мой дядюшка Эван.

— Ах да, как я мог забыть. Мир так стремительно меняется с каждым годом — не уследить. Как сейчас помню старые добрые времена, когда Саллида незримо ощущала братское плечо севера.