4891

Мы эти куплеты заучивали наизусть. Они ни у кого из нас не вызывали сомнений, по крайней мере, в детском саду и начальной школе. Представить себе, что дяде Мише воткнут карандаш, сами догадаетесь, куда, и не контрики какие-то, поймав по противоположную сторону ССанКордона, а НАШИ — было немыслимо. И уж тем паче, я не мог поверить, будто НАШИ просверлят добрейшему дяде Мише зуб, и не запломбируют, чтобы лез на стену в воспитательных целях, а не слушал исподтишка запрещенное радио вроде ГОЛОСА ПЕНТХАУСА, невнятно бубнившее издали про воображаемые злодеяния стоматологов опер-сексотской ячейки. Слов, правда, было почти не разобрать, голоса ведущих доносились глухо, с превеликим трудом пробиваясь сквозь армированную толстыми металлическими прутьями кладку из силикатного кирпича.

Получалось, дядя Миша — плохой, раз опасается НАШИХ? ПАПА РИТЫ — ПЛОХОЙ?! Да ну ладно!

Хотя, если уж быть откровенным до конца, кое-какие намеки насчет того, что далеко не все у нас в Красноблоке чисто да гладко, как утверждали воспитатели, имели место. Например, подобное умозаключение следовало из популярного шлягера «Если кто-то кое-где у нас порой», про героические будни надзирателей за охраной общественного порядка. Раз уж эту песню сложили, получалось, эти «кто-то» у нас «кое-где» как-то порой проявляют себя, правда, не понять, насколько часто. Ну и что? Дядя Миша то тут при чем?

* * *

— Твой дядя Миша теперь никакой не Миша, а Моше бен Эхнатон, млять, и не подходи, какой важный! — заявил мне Полковник, вытрясая последние капли шнапса в граненый стакан. — Мы с ним у швабров буквально нос к носу столкнулись в коридоре, так он, паразит, хотел мимо незаметно прошмыгнуть. Точно, как когда я на вахте у рулетки стоял, а ему, видите ли, было в падло документ предъявить. Чуяло мое сердце вражину. Мишаня, говорю, ты, что ли?! Опять аусвайс дома забыл?! А он, паскуда, нос воротит, типа, я вас не знаю. Я ему: ты шнобель не задирай, как-никак, земляки, млять…

Глядя на раскрасневшуюся физиономию Полковника, я подумал, что, пожалуй, поступил бы на месте дяди Миши точно так же.

— Думаешь, твоего любимого дядю ибн Михельсона швабры заставили свои грязные портки полоскать?! Как бы не так, держите карманы шире. Он теперь цельный ребе, весь на понтах, такой деловой, едва сдержался, чтоб в хайло не зарядить, чисто по старой памяти. Жирно устроился, морда хитросракая, катается как сыр в масле! — все больше распалялся Полковник, пока не перешел на крик, что для военруков, кстати, было в порядке вещей. — Статус беженца себе в канцелярии выхлопотал, на том основании, прикинь, что его папаше швабры при бесноватом Шпиле нос расквасили, когда он шнурки у входной двери пулял! Жаль, что швабры ему башку не отвернули, тем паче, что торговля с рук у нас была строжайше запрещена, между прочим…

Эту историю я слышал в интерпретации Риты, она, естественно, сильно разнилась с той, которую излагал Полковник. По словам Риты, ее родной дед, Электрон Адамович, будучи дружинником, стоял на вахте у входных дверей, когда швабры, находившиеся в состоянии, порочащем достоинство жильца, вероломно снесли их с петель. Ворвались в Красноблок, дико вопя и размахивая подручными средствами, включая бейсбольные биты и кухонные молотки, из чего нашим сразу же стало ясно: дебош на нашей территории затевался давно и был обстоятельно продуман. Электрон Адамович, не растерявшись, первым принял удар, заступив им дорогу с багром, который успел сорвать с пожарного щита. И сдерживал толпу хулиганов около получаса, пока на подмогу не подоспели поднятые по тревоге ополченцы. Рита очень гордилась подвигом деда, и я ее прекрасно понимал.

— Говорю тебе, Электрошка всучивал в районе боевых действий шнурки! — еще сильнее развопился Полковник. — Дгужинником он был, оказывается! Как же, сейчас. Попался под горячую руку, схлопотал по репе. А Мишка все переврал, и давай швабрам на совесть давить. Дескать, вы теперь предо мной, как прямым потомком жертвы, в неоплатном долгу, предкам своим спасибо скажите, не надо было хайль Шпиль орать на каждом углу. Швабры решили не связываться, прописали его у себя, благоустроенную квартирку за счет жилтоварищества выделили, с встроенной кухней, душевой кабиной и сплит-системой, на минуточку. Живет там теперь Мишаня, и горя не знает, на полном пансионе, сосиски, гнида хитровыебанная, за бесплатно жрет, а швабры с него еще и пылинки сдувают. Уметь надо, блядь…

Выплеснув на меня порцию негатива, Полковник отправился на поиски чего-нибудь спиртного, чтобы, по его выражению, прополоскать рот. Свой шнапс он к тому времени допил. Я же отправился паковать сумку, ранним утром мне было идти за новой партией тапок. Челнока, как известно, ноги кормят.

Тем вечером, лежа на койке в казарме, я долго не мог уснуть, снова думая о Рите. Это была первая весточка о ней с тех пор, как они с дядей Мишей перебрались в Западное крыло. По словам Полковника, у нее все было хорошо. Большего я у Архитектора и не просил никогда для нас…

Обетованка… — думал я, смакуя это слово на вкус.