48 минут, чтобы забыть. Осколки

– Если мы солдаты, нас будут искать, – надевая цепочку обратно, говорит Ник. – И светит нам трибунал. Но самый главный вопрос: кто тогда она?

Он указывает на меня, и я вжимаюсь глубже в сидение.

– Она моя девушка, – отвечает Шон, – или невеста, черт знает, мы это пока не выяснили. – Он поднимает руку, показывая тонкое кольцо.

– Прекрасно, – закатывает глаза Ник. – Но вы слышали, что те агенты искали ее. Что ты помнишь? – он обращается снова ко мне, и кажется, едва сдерживает нетерпение.

– Ничего. Я ничего не помню и понятия не имею, кто эти люди и почему меня ищут.

– Мне это ужасно не нравится, – отвечает Ник, собирая раскиданные на коленях карточки обратно в портмоне. – Чувствую я, из-за девчонки все это дерьмо происходит.

– Хочешь уйти? – Шон приоткрывает окно, и салон наполняется бодрящим воздухом. – Можем остановить машину, и ты свободен.

Он говорит негромко, но уверенно. Мне нравится его способность справляться с ситуацией, не повышая голос.

– Давайте сперва перекусим, – предлагает Арт, улыбаясь, словно пытается разрядить обстановку. – А дружелюбие проявите потом.

Ник сердито сверлит взглядом дырку в лобовом стекле, а я отворачиваюсь к окну, прислонившись к холодной поверхности лбом. Земля, покрытая мягкой растительностью, словно зелёное покрывало, пролетает мимо. За спиной остаётся дорожный знак въезда в город, и Артур сбавляет скорость.

Я открываю боковой карман сумки и, вытащив оттуда несколько смятых чеков, обнаруживаю на дне телефон. Любопытство так и вопит и, ликуя в душе столь важной находке, я захожу на вкладку с сообщениями. Первое имя, которое бросается в глаза – «Отец». Я открываю сообщения, которыми мы обменивались, но не нахожу ничего важного, кроме стандартных фраз вроде тех, что я в порядке. Более того, начинаю гадать, какие между нами вообще были отношения. Ладили ли мы? Были ли близки? Судя по тому, что мы пишем друг другу лишь пару раз в год – не похоже.

Я пытаюсь найти контакт мамы, но в записной книжке такого имени не существует. Значит, у меня есть лишь отец. Где он сейчас? Беспокоится ли обо мне? Может, стоит ему позвонить? А если я выдам себя?

Пока я обдумываю, что лучше предпринять, взгляд останавливается на строке с надписью «Любимый», и я медленно касаюсь пальцем вкладки. Просматриваю сообщения, начиная читать снизу вверх. Большинство ничего не значат, мы договариваемся о встрече или просто желаем друг другу спокойной ночи. Но одно сразу же привлекает внимание.

«Нас опять заперли в лаборатории, я должен писать дневник, но сижу и мечтаю о тебе. Черт, я мечтаю о тебе почти все время».

Лаборатория?

Может, мы часть жуткого эксперимента? Бред! Такое бывает только в фильмах.

Я прокручиваю ленту текста дальше, не желая пока делиться с попутчиками найденной информацией.

«Ви, я так соскучился, что мечтаю поцеловать каждую веснушку. Не сердись на солнце, ведь я обожаю их».

Я читаю одно послание за другим, захлебываясь словами и пытаясь сдержать неуместную улыбку, но уголки губ тянутся вверх, словно кто-то натягивает их, привязав тонкие ниточки.

Поворачиваю голову, исподтишка разглядывая Шона. Мы сидим близко, наши колени соприкасаются, но он не отодвигается и, похоже, не возражает против этого. Жаль, я не могу вспомнить наш первый поцелуй. Интересно, было ли между нами что-то большее? Опускаю глаза к экрану и решаю отмотать сообщения к самому началу, находя первое.

«Ви, ты не отвечаешь на мои звонки. Неужели я все испортил? Но знаешь, на этот раз я не буду извиняться за то, что поцеловал тебя прошлым вечером. Да, я разрушил нашу возможную дружбу, но не жалею об этом. Пожалуйста, открой дверь, потому что я прямо за ней».

Я прокручиваю ещё чуть-чуть вверх.

«А знаешь, мне даже нравилось покидать твою комнату через окно. Я чувствовал себя героем того самого романа, о котором ты рассказывала пару дней назад. Люблю тебя, веснушка! Уже скучаю!»

В моих чувствах по отношению к Шону пока пусто, но прочитанные слова касаются сердца, разжигая внутри нежное пламя симпатии. Я не знаю этого парня, но почему-то верю каждой строчке, и на душе становится теплее.