Я присаживаюсь в кресло, гнездящееся в углу комнаты, подобрав ноги и прижав их к себе, и кладу сверху подбородок. Шон вытаскивает длинную иголку, отрезает кусочек нитки и запихивает все в стакан со спиртным. Я вижу, как, стиснув зубы, Ник отворачивается в другую сторону. Шон выглядит бледным, но действует чётко и размеренно. У меня возникает ощущение, что ему явно доводилось заниматься подобным.
Я кривлюсь, не в силах больше смотреть, и зажмуриваю глаза. Стараюсь глубоко вдыхать через нос, чтобы побороть приступ тошноты, но даже находясь в противоположной части комнаты, я словно чувствую, как Нику больно. И это странно, потому что мои ощущения почти осязаемы. Это очень, очень странно. Он громко дышит и периодически выругивается на Шона.
– Ты как? – раздается голос Арта. Я не уверена, кого из нас он спрашивает.
– В порядке, – отвечает Ник, и добавляет, обращаясь, видимо, к Шону: – А ты не можешь делать это дерьмо быстрее?
Внезапно перед глазами возникает белая вспышка, и тут же все вокруг погружается во тьму. В ушах металлически звенит, а голова начинает раскалываться от боли. Сжав ладонями виски, я закрываю глаза. Голова трещит напополам, и я крепче вцепляюсь в волосы, но это не помогает. Я медленно сползаю по спинке кресла, как тающая свеча.
Слышу крик у себя в голове. Кричу я…
Что происходит?
Осколок 3. Фотография
Чьи-то руки трясут меня за плечи.
– Виола, с тобой все в порядке?
– Дыши, просто дыши, – чей-то низкий голос пытается вывести из забытья. – Сейчас станет легче.
Сознание трескается, расходится по швам, превращаясь во вспышки холодного света и боль. Как же больно! Комок раскаленной стали взрывается у меня в висках, и сотни металлических игл вонзается в голову.
– Хватит! Хватит! Хватит! – умоляю я. Пусть это прекратится!