48 минут, чтобы забыть. Интенция

Поэтому на случай, если что-то пойдет не так, я оставил себе подсказки. Кольца, татуировку и жетон Тайлера. Вещи, которые всегда будут со мной. Детали, на которые не обратит внимание Коракс, если я провалюсь, но которые рано или поздно приведут меня к спрятанной информации.

Последние недели перед побегом оказались моим персональным испытанием на психологическую стойкость. Я не ждал, что будет просто. Но одно дело — предполагать, другое — шагнуть с верой в черноту, ведя за собой остальных, не зная, есть ли под подошвой ног основание.

Но Виола верила.

Помогала, поддерживала, сжимая зубы и стискивая ладони, терпела в те дни, когда я не мог уснуть.

Когда швырял в стены стопки газет, пытаясь уничтожить летопись моих преступлений.

Когда готов был выть от бессилия, я ей спасался.

— Чего ты боишься забыть больше всего? — в одну из таких ночей спросила Ви.

Она лежала на животе, зарывшись лицом в подушку и одним глазом глядя на мое лицо.

— Тебя.

Виола повернулась на бок, обняв меня за шею, пододвинулась ближе, уткнулась носом в мое плечо и тихо произнесла:

— Помнишь, ты говорил, что любовь можно вытравить из памяти, но невозможно из сердца?

Я кивнул, надеясь на то, что эти слова и против Эхо смогут выстоять. Виола подняла голову и посмотрела мне в глаза своими. Синими, словно океан. И вдруг я вернулся в свои тринадцать…

Я сердито шагал как можно дальше от школы, сжав в карманах кулаки и трясясь от несправедливости.

«Как Торн мог обвинить во всем меня? Хотя кого ж еще, раз сам не досмотрел? Но ведь не я, а этот придурок Ламм ударил первым».

Я со всего размаху пнул камень, он пролетев дугой, ударился о каменную ограду.

«Наплевать! Зато его разбитый нос эту несправедливость с лихвой компенсировал», — я хитро улыбнулся и, на ходу сорвав сорняк, хлестнул им по стволу дерева.

Я шагал все дальше, пока не вышел к озеру. Глядя на разбитые кулаки, решил смыть кровь водой, как вдруг тишина прервалась чужим присутствием. Я замер, прислушиваясь.

— Тай, ну зачем ты полез в драку? — осуждающе произнес девичий голос.

Ну конечно же. К кому еще Ламм мог побежать, зализывать раны? Разумеется, к дочке полковника.

Я осторожно подкрался ближе и отодвинул ветку, чтобы получше их рассмотреть. Эти двое сидели на старом пирсе, не глядя друг на друга. Виола сжимала в руках белый платок, а Тайлер растирал ушибленные костяшки пальцев.

— Я всегда буду тебя защищать! — повернувшись к девушке, решительно заявил он.

Вот позер!

«От кого, придурок? — подумал я. — Ты реально считаешь, что в этом заведении найдется хоть один самоубийца, который посмеет директорскую дочку хоть пальцем тронуть?»

Я покачал головой и театрально закатил глаза.

Виола коснулась платком его лица, чтобы стереть кровь, и я заметил, что носу и губе Ламма досталось особо сильно. Мои собственные кулаки тут же жалобно заныли.

— В этом больше нет необходимости, — понуро ответила Виола и, убрав руку от его лица, опустила глаза, а потом добавила: — Потому что завтра меня здесь уже не будет. Я уезжаю.

Вот так новость!