48 минут, чтобы забыть. Интенция

Я разомкнул ее губы поцелуем, не оглушительно страстным, как до этого, а хрупким и осторожным, который вместо огня был наполнен нежностью, и заглянул в глаза, чтобы провалиться в самую восхитительную бездну. Я и не заметил, как мы поменялись местами, но в следующий миг, придавив ее руки к матрасу, целовал губы, глаза, волосы на висках, шептал что-то бессмысленное, может, даже на французском. Чувствовал, как под моими пальцами расслабляются мышцы, как дыхание становится глубже. Виола коснулась моей руки, переплетая наши пальцы, и прикрыла глаза.

— Не надо, не закрывай, — попросил я.

Мне не терпелось, но я заставлял себя притормозить, до самого дна души ощущая груз ответственности. Теперь я ясно понимал: сам по себе секс ничего не значит. Он обретает смысл, лишь когда человек, готовый разделить его с тобой, значит для тебя все. И плевать, насколько мы несочетаемы, плевать, что не могло быть никакого «мы». Где-то в другой галактике сигналили машины, смеялись бродящие по улицам подростки, небо крошилось на крышу закатными осколками. Но наш личный мир захлопнулся внутри крошечной комнаты.

Вплетаясь пальцами в волосы. Закусывая губы. Заглушая вздохи. Закрывая глаза на этот раз от удовольствия.

— Не бойся, — прошептал я. — Я никому тебя не отдам, Девушка-Солнце.

***

Виола уснула, а я лежал, глядя в ночное небо, без надежды сомкнуть глаза. Мой желудок заурчал, напоминая, что не ел с обеда. Я осторожно вылез из кровати, подобрал с пола штаны и, не включая свет, закрыл дверь, чтобы спуститься вниз в поисках какой-нибудь еды для нас, когда Ви проснётся.

В коридоре было темно, поэтому зажжённый свет напротив привлек мой взгляд. Хозяин пансионата копался в небольшой кладовке, до верху заваленной всяким хламом. Бессонница, наверное. Он тянулся к верхней полке и скрюченными пальцами безуспешно пытался что-то оттуда достать, ворча под нос ругательства. Я подошёл сзади, приподнялся на носочки и выхватил нужный ему ящик.

Старик вздрогнул:

— Ох, ты напугал меня, паршивец.

— Простите. Хотел помочь, — пробормотал я и, протягивая ему коробку, неосознанно заглянул внутрь. Десятки тюбиков с краской, кисточки, чернильные перья были свалены в одну огромную кучу в полном беспорядке.

— Вы рисуете? — спросил, не в силах сдержать рвущееся на свободу любопытство.

— Нет, — покачал головой старик. — Это моей жены. Каждую осень она готовила новый плакат к сезону, это было нашей традицией со времен основания. Но её не стало, а сын говорит, пора очистить кладовку. Хочет поставить туда сушильные машины или черт знает какую ещё дрянь, — выругался он. — Вот, решил забрать отсюда её вещи, пока хоть что-то уцелело.

— Позвольте мне, — неосознанно протянул я руку, схватившись за ящик, сам не понимая, зачем.

— Что именно, парень?

— Нарисовать этот плакат.

Наверное, мы бы так и продолжали стоять, если бы не звук костяшек пальцев, которые я ненароком начал заламывать. Глупая на самом деле идея. С чего она вдруг мне пришла? Но старик широко улыбнулся и протянул свернутый в трубку ватман.

— Почту за честь, — ответил он.

***

Превратив свободные пару метров деревянного пола в студию, я разложил предметы по кругу. В металлической банке с подтеками краски стояли кисти. Горкой справа были свалены карандаши. Я поставил на пол ночник и, глядя на пустой лист, вздохнул, пытаясь сообразить, что делать дальше.

Открыл банку с белилами, отставил в сторону. Покрутил кисточку между пальцев, поудобнее вкладывая в руку. Ощущение было не привычным, ведь я не рисовал с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать.

— Ну хорошо, мам, — тихо прошептал я, — сейчас мы выясним, сколько себя ты в меня вложила.

Задрав голову, я распахнутыми глазами посмотрел сквозь окна на небо, пытаясь отыскать в голове самое яркое зимнее воспоминание. А потом закрыл глаза.

Мне снова десять. Холодные снежинки падают на лицо, и я пытаюсь поймать хоть пару из них ртом. Кто-то пронзительно визжит, а потом смеется. Наверняка, Джесс опять повалил Рози в сугроб.

Отец прикрикивает на них строго, хотя я знаю, сейчас он улыбнется, пошутит привычно, что брат таскается за ней, как глупый щенок, и мы пойдем играть в обещанный хоккей.