48 минут, чтобы забыть. Фантом

Я могу представить нас снова вместе в глубине таких ночей. «Может, однажды…» — думаю я, но на бумаге зачем-то оправдываюсь: «Арту не обязательно было все это выдумывать. Но ты же его знаешь».

«Конечно», — Ник скользит взглядом по часам, как бы говоря: «Уже поздно».

Два ночи.

А потом пишет короткое: «Спи, Веснушка».

«Спокойной но…» — хочу написать я, но слова растворяются в паутине Эхо. Широко раскрыв глаза, я замираю, глядя на кончик собственной ручки, где прямо на колпачке, расправив рыжие крылышки, сидит бабочка. Это невозможно!

Приподнимаю руку, подставляя пальцы как жердочку, на которую она сможет перепрыгнуть, но когда прикасаюсь, пальцы проходят сквозь.

Иллюзия. Но настолько реалистичная, что перехватывает дыхание.

А потом ещё несколько десятков таких же, огненно-рыжих мотыльков взмывает вверх по салону. Только никто их не видит. Люди продолжают спать. Кто-то читает, кто-то глядит в окно, и лишь для меня автобус полыхает кострами оранжевых крыльев.

Ник оборачивается. Наверняка хочет видеть мое лицо, и уголок его губ дергается, превращаясь в знакомую довольную усмешку.

— Вот что такое настоящий эффект бабочки, — произносит он. Между рядами слишком большое расстояние, чтобы услышать, но я понимаю.

И молчание снова опускается между нами. Только теперь чем-то волнующим и томным.

-

* — «Эффект бабочки» Джеймс Сваллоу. ** — "семья" итал.

Глава 12. Красный

«Ник, тут полный…» Дальше я не читаю, протягивая телефон обратно, потому что где «этот самый» и «какой именно» не уточняется. Может, пробки на дорогах, предполагаю я, попутно думая, что лучше бы Джесс сам позвонил и рассказал, что происходит, чем слал столь емкие сообщения брату.

Ник реагирует без эмоций. — Если б убили, не писал, — заключает он, медленно откусывает кусок от сэндвича, собранного Кларой, и тщательно пережевывает. — Давно кстати его слышно не было. — Вскидывает запястье, чтобы посмотреть время. — Пять часов аж. — И заталкивает телефон в карман так ничего не ответив. Вот и вся братская любовь.

А потом, скомкав бумажную упаковку, точным броском отправляет ее в урну и, накинув капюшон, приваливается к стене. Я встаю сбоку.

Сейчас раннее утро, и на вокзале немноголюдно. Те, кто прибыл автобусом, уже разъехались. Джесс, Шон и Рейвен опаздывают, так что мы смешиваемся с оставшимися пассажирами, чтобы не привлекать внимание. Арт уходит купить воды, но задерживается у газетной стойки, где пара туристов из Азии просит их сфотографировать. На них кепки и куртки с флагом туманного Альбиона. И кажется, Кавано даже рад проявить дружелюбие. Спустя минуту туристов становится в три раза больше. Артур смеется, похлопывая их по плечам. Ребята жмутся другу к дружке, чтобы влезть в кадр. Дружно делают пальцами галочку и в унисон выкрикивают что-то по-японски.

Утреннее солнце сквозь длинные узкие окна заполняет зал ожидания, по дюймам отвоевывая у темноты территорию. Скользит сначала по полу, потом по стенам, а дальше и по волосам и коже пассажиров, заставляя и Ника сдвинуться, чтобы в глаза не светило. Теперь мы почти рядом. Я опускаю взгляд, разглядывая пол, выложенный красной и зеленой плиткой.

— Как твое Эхо? Не мешает? — небрежный вопрос, заданный вроде бы случайно, мимоходом, но на деле с точным расчетом.

«Только не сейчас, — мысленно взмаливаюсь я. — Зачем ты делаешь это? Зачем ты делаешь это?» Ник издевается, я знаю. Это стратегия такая. Попробуй сказать человеку, чтоб он не думал о розовых слонах, о чем он начнет первым делом думать? Именно о них. Эхо себя ждать не заставляет, как по команде вспыхивает в голове. Я сжимаю виски пальцами.

— Боже, какая же ты громкая, — тут же отзывается Ник. Его голос, несмотря на явную усмешку, на удивление хрипит.

Объявляют посадку на автобус до Лондона. Зал понемногу пустеет. Я повторяю словно мантру: «В моей голове также пусто и легко», но когда волнуешься, удержать поток Эхо в разуме все равно, что пытаться сохранить воду в треснутом кувшине. Как ни старайся, все равно утекает.

— Признайся, ты это сделал специально? — ругаюсь я, отгоняя, как назойливых мух, стучащие в двери и окна разума образы.

— Разумеется, — прямо так, в лоб, отвечает Ник, с абсолютно беспечным видом наблюдая за Артуром, нашедшим себе развлечение по душе. Туристы из Японии под его командой пытаются изобразить слово «Любовь».

— Закрывайся.

— Я не могу.

— Что значит «не могу»? — Спокойствие сменяется раздражением. — Ты совсем не слушала, когда я объяснял?

— Я слушала, но это сложнее на людях, как будто сам не знаешь. У меня не получается.

Ник снова переводит взгляд на друга. — Тогда завяжи глаза и ходи слепой до самого дома. Раз не делаешь, как говорю.

— Да иди ты к черту! Я не выдерживаю и отворачиваюсь. Но глаза все-таки закрываю, переламывая хребет собственному самолюбию, потому что как бы не было обидно, общая безопасность дороже уязвленной гордости.