48 минут, чтобы забыть. Фантом

Рейвен оборачивается, секунду глядя в мои глаза, будто негласно ухмыляясь: «Брось, кого ты обманываешь?», а потом снова возвращается взглядом к потолку. В комнату прошмыгивает сквозняк, видимо, кто-то открыл снизу дверь, и вместе с холодом меня внезапно прошибает волна стыда. А ведь она права, и мне как-то придётся признаться Нику, что я читала его дневник. Я делаю глубокий вдох.

— Ви…

Из-за дверей выглядывает Арт, жестом показывая мне подойти. Рей поднимает голову, глядя то на меня, то на Арта, а затем отворачивается и, устраиваясь поудобнее, кулаком подбивает подушку.

В коридоре ничуть не теплее, чем на улице, и я накидываю капюшон. Сквозь окна без стекол внутрь крадется ветер.

— Что-то случилось? — шепчу я, семеня следом за Артуром, пока он не останавливается и, резко развернувшись, обхватывает мои предплечья руками.

— Он пришел в себя!

— Что?

— Ник пришел в себя, — повторяет Арт, бледный, как полотно.

— С ним всё в порядке? — спрашиваю я, стараюсь не думать о том, почему сердце так бьется и рвется в занавешенную тяжелыми шторами комнату.

— А сама как думаешь?

— Сильно плохо?

Арт молчит. И тут я понимаю, что мне нужно увидеть Ника, несмотря ни на какие отговорки и протесты Джесса. Чтобы просто убедиться, что все будет в порядке. Потому что наша история должна быть дописана. Пусть из нее и вырвана по меньшей мере половина страниц, она заслуживает того, чтобы в ней появились новые главы. На этот раз полные надежды на светлое будущее.

— Где Джесс? — спрашиваю я, решая не рассказывать о нашем разговоре, хотя отлично помню его слова, холодный взгляд, готовый уничтожить, и колющие ноты в голосе: «Я не позволю сломать ему жизнь».

— Он уехал. Нужны какие-то серьезные лекарства. Попросил покараулить, пока его не будет.

— Спасибо, — шепчу я, закусывая губы и притягиваю Арта за плечи, порывисто обнимая. Изнутри охватывает такая паника, какой я давно не испытывала. Арт гладит меня по спине, а потом отпускает и делает шаг в сторону, давая пройти.

Я спускаюсь по ступенькам, старясь не шуметь, но чем меньше их остается, тем сильнее крепнет желание повернуть обратно. А вдруг он не захочет меня видеть?

Касаюсь дверной ручки и замираю около двери, заметив на полу полоску света. Раздаётся скрип диванной пружины, за которым следует сдавленный стон.

Набравшись смелости, я тихо вхожу.

В комнате Ника нет окон. Освещается она двумя лампами. Старой с красным абажуром с одной стороны дивана и небольшой офисной у стола. Место, где Ник лежит, приподнятый на подушках, утопает в тени, и его лицо невозможно разглядеть в полумраке.

— Ник? — зову я.

Он резко оборачивается и, увидев меня, пытается отвернуться, но боль не даёт ему этого сделать. С силой зажмурившись, он цедит сквозь сжатые зубы:

— Уходи…

Я застываю посреди комнаты, слишком напуганная, чтобы подойти хоть на дюйм ближе. Почти не дыша.

Хочу извиниться за то, что он пострадал из-за меня, но из сотен слов, кружащих в голове, никак не могу выудить подходящие.

— Позволь тебе помочь, — прошу я. Несмотря на то, что меня бьет дрожь, на этот раз мой голос звучит уверенней.

— Где Джесс? — Голос же Ника огрубел после суток молчания и напоминает шуршание веток.

— Он уехал, но скоро вернется.

Ник молча ведёт меня взглядом, сверкая глазами в полутьме, и тут я замечаю, что его трясёт мелкой дрожью. Подушка под его головой насквозь промокла от пота, а сквозь рубашку просачиваются кровавые пятна.

Даже самая сильная регенерация не рассчитана на такие ранения. Внутри селится глупый страх, что стоит оставить его одного, и случится непоправимое.

— Что мне сделать?

— Только не ты, Ви… — умоляет Ник, пытаясь отвернуться, и диван стонет от резкого движения. Следом за ним стонет и Ник. Так, что у меня мороз идет по коже.

Я оглядываюсь в поисках аптечки. Благо, не приходится долго искать. Открытая, она лежит на столике рядом с диваном. Склонившись над ней, трясущимися пальцами я перебираю содержимое. Бинты, шприцы, какие-то незнакомые таблетки. Большая часть названий мне совершенно не знакома. Теперь даже я мечтаю о том, чтобы поскорее вернулся Джесс. Живот скручивает от беспомощности и страха. Как давно он уехал? Почему в этой душной комнате нет окон, а у меня с собой ни часов, ни телефона?

— Здесь есть какие-нибудь анальгетики? — спрашиваю я.

— Нет. Больше нет, — шепчет Ник, сжимая в кулаке край одеяла, и я замечаю, как по его щеке скатывается слеза. Он крепче зажмуривается, сжимая челюсти так, словно пытается изнутри уничтожить боль. — Уходи, Ви. — Тихий стон, усталая просьба.

Я обреченно опускаюсь на пол и шепчу:

— Почему?

— Потому что… потому что я не нуждаюсь в жалости. Особенно в твоей.

Я издаю нечто похожее на смешок. Наверное, это нервное.

— Какой же ты идиот, если до сих пор считаешь, что единственная причина, по которой я могу быть здесь, — жалость.

— А разве есть иная? — осторожно спрашивает он, не в состоянии со мной препираться, и мне вдруг становится ужасно стыдно.