- В кои-то веки удалось тебе скопить пятьдесят долларов, так мало того, что ты не можешь обеспечить приличное существование жене и детям, ты еще последний кусок вырываешь у бедных, невинных крошек.
Мейси разразилась рыданиями.
- Мейси, довольно... с меня хватит.
- И с меня тоже хватит и тебя, и твоей безбожной социалистической болтовни. Это никого еще до добра не доводило... а все твои мерзкие бродяги, с которыми ты шляешься... Боже мой, и зачем только я за тебя вышла? И не вышла бы никогда, ни за что не вышла бы, если б только не попалась в тот раз.
- Мейси, не говори со мной так.
Мейси пошла прямо на него с широко раскрытыми, лихорадочно горящими глазами:
- Дом на мое имя, не забывай этого.
- Ладно, понял.
И еще не зная, что делает, он уже хлопнул за собой дверью и зашагал по тротуару. Начинался дождь. Каждая капля оставляла в уличной пыли след величиной с серебряный доллар. При свете дугового фонаря это напоминало искусственный дождь на сцене.
Мак шагал, не разбирая дороги. Промокший до нитки, он все шел и шел.
На одном углу ему попалось несколько пальм, под которыми можно было хоть немного укрыться. Весь дрожа, он долго стоял под ними. Он готов был плакать, вспоминая о теплой нежности Мейси, когда, вернувшись с работы из грохочущей, промозглой печатни, он проскальзывал, откинув одеяло, к ней, сонной, в кровать; ее грудь, очертания которой он ощущал сквозь тонкую ткань ночной рубашки; кроватки детишек на веранде; и он нагибается к ним поцеловать их теплые головки.
- Ну и хватит с меня, - сказал он вслух, как будто обращаясь к кому-то другому.
Только теперь вернулась к нему способность думать.
- Я свободен, могу снова повидать свет, служить рабочему движению, опять бродяжить.
В конце концов он направился к Вену Эвансу. Долго не удавалось достучаться. Когда ему наконец открыли, Бен сидел на койке и пучил на него бессмысленные спросонья глаза.
- Что за черт?
- Видишь, Бен, я только что ушел из дому... Я еду в Мексику.
- Да что, за тобой фараоны? Черт дери, нашел тоже куда приходить.
- Не бойся, всего-навсего - жена.
Бен захохотал.
- А, вот оно что.
- Слушай, Бен, поедем со мной в Мексику, поглядим революцию.
- Да что тебе там делать, в Мексике?.. Меня ребята выбрали секретарем комитета 257... Надо оставаться и зарабатывать свои семнадцать пятьдесят. Послушай, да с тебя течет, снимай платье и надевай мой рабочий костюм вот он висит за дверью... Ложись. А я устроюсь.
Мак еще две недели пробыл в городе, пока не нашли ему заместителя у линотипа. Он написал Мейси, что уезжает и при первой возможности станет высылать ей деньги на содержание ребятишек. Потом как-то утром он очутился в поезде с двадцатью пятью долларами в кармане и билетом в Юму, штат Аризона.
Юма оказалась много жарче самого пекла.
Сосед по железнодорожному общежитию сказал ему, что он наверняка умрет от жажды, если двинется этим путем в Мексику, и что никто здесь и не слыхал о революции.
Тогда он направился вдоль Южной Тихоокеанской железной дороги к Эль-Пасо. По ту сторону границы сущий ад, - говорили ему повсюду. Похоже было на то, что со дня на день бандиты захватят Хуарес. Они расстреливали американцев на месте. Бары Эль-Пасо были полны фермеров и золотоискателей, оплакивавших доброе старое время, когда у власти был Порфирио Диас и белый в Мексике мог делать деньги. Не без внутренней дрожи перешел Мак пограничный мост и вступил в клубящиеся пылью улицы Хуареса.
Мак шел, глядя на маленькие вагоны трамвая, на мулов, на стены, расписанные синим, на базарную площадь, где женщины сидели на корточках перед грудами фруктов, на лепные фасады церквей, на глубокие прохладные бары, открытые со стороны улицы. Все для него было необычно и ново, и воздух раздражал его ноздри, словно перцем. Он не знал, что ему дальше делать. Уже перевалило за полдень знойного апрельского дня. Солнце горячо тлело в пыльной синеве и белой извести глинобитных стен. Мак нестерпимо потел в своей синей фланелевой рубашке. Он чувствовал зуд по всему телу и жаждал ванны, "Стар становлюсь для такого житья", - подумал он.
Наконец он нашел Рикардо Переса, к которому его направил один из мексиканских анархистов, живущих в Лос-Анджелесе. Мак с трудом разыскал Рикардо на самом краю города, в большом доме с неопрятным двором. Ни одна из женщин, развешивавших белье, по-видимому, не понимала его. Наконец он услыхал голос сверху, который очень старательно выговаривал по-английски:
- Если вы ищете Рикардо Переса, поднимитесь сюда, Пожалуйста... Я Рикардо Перес.
Мак поглядел наверх и увидел крупного бронзоволицего седого мужчину в старом пыльнике, перегнувшегося с верхней галереи двора. Он поднялся наверх по железным ступеням. Поздоровались.
- Товарищ Мак-Крири?.. Мои друзья писали, что вы приедете.
- Я самый... Рад, что вы говорите по-английски.
- Я жил много лет в Санта-Фе и в Броктоне, штат Массачусетс. Садитесь... Пожалуйста. Я счастлив приветствовать американского революционного рабочего... Хотя наши идеи, по всей вероятности, не совсем одинаковы, мы имеем много общего. Мы суть товарищи в большой битве.