42-я параллель

И месяц спустя Мак переехал в Лос-Анджелес. На издержки по переезду и меблировке Маку пришлось занять пятьсот долларов. К довершению всего Роза подхватила корь, и счета докторов все росли. Мак не мог найти работы ни в одной из газет. В местном комитете, куда он перевелся, и без него было десять безработных печатников.

Озабоченный, он целыми днями бродил по городу. Ему больше не хотелось сидеть дома. С Мейси они теперь никак не могли поладить. Мейси только и думала о том, как все хорошо у брата Билла, какие платья шьет себе его жена Мэри-Вирджиния, как они воспитывают детей, какую чудесную пианолу они купили. А Мак сидел где-нибудь на скамейке в городском парке и читал "Эппил ту ризн", "Индастриал уоркер" и местные газеты.

Однажды он заметил, что из кармана у соседа торчит тоже "Индастриал уоркер". Они долго сидели на скамейке рядом, потом вдруг его осенило.

- Послушай, да ты не Бен Эванс?

- Он самый, Мак, будь я проклят... Что с тобой, парень, ты мне что-то не нравишься.

- Пустяки, попал в переделку.

- Ну и меня сейчас тоже, как говорится, поприжало.

Они долго разговаривали. Потом пошли выпить кофе в мексиканский ресторанчик, где бывали свои ребята. К ним подсел белокурый юноша с голубыми глазами, который говорил по-английски с акцентом. Мак с изумлением узнал, что он мексиканец. Вокруг только и говорили о Мексике. Мадеро поднял восстание. Со дня на день ожидалось падение Диаса (*56). Повсюду пеоны уходили в горы, сгоняя богатых помещиков с их земель. Среди городских рабочих ширилась анархистская пропаганда. В ресторане стоял теплый запах чили (*57) и пережженного кофе. На каждом столе были ярко-красные и ярко-розовые бумажные цветы, и из-за них то и дело сверкали белые зубы перешептывающихся бронзовых и коричневых лиц. Кое-кто из мексиканцев входил в ИРМ, но большинство были анархисты. Толки о революции, странно звучащие названия - все пробуждало в нем радость и жажду приключений, возвращало цель жизни, как во время скитаний с Айком.

- Слышь, Мак, а не двинуть ли нам в Мексику, поглядеть, правда ли, что толкуют про эту revolucion, - подзадоривал его Бен.

- Эх, если б не детишки... Черт! Прав был Фред Хофф, когда ругал меня, говоря, что революционер не должен жениться.

Случайно Мак получил работу на линотипе в "Таймсе", и дела дома пошли как будто лучше, но у него никогда не было ни цента в кармане, так как все шло на уплату долгов и процентов по закладной. Работа была ночная, и он почти не видел Мейси и детей. По воскресеньям Мейси обычно уходила в гости к брату Биллу, а он с Розой ходил гулять пешком или же возил ее за город на трамвае. Это были лучшие часы недели. В субботу вечером он изредка ходил послушать лекцию или потолковать с товарищами по комитету ИРМ, но не рисковал часто встречаться с революционерами из опасения потерять работу. Ребята считали его ненадежным, но уважали его как старого работника.

Изредка из писем Милли он узнавал о здоровье Дяди Тима. Она вышла замуж за некоего Коэна, который служил бухгалтером в одной из контор на бойнях. Дядя Тим жил вместе с ними. Маку очень бы хотелось взять его к себе в Лос-Анджелес, но он знал, что из-за этого опять будут неприятности с Мейси. Письма Милли были нерадостны. Так странно, писала она, быть замужем за-евреем. Дядя Тим все хворает. Доктор говорит, что это от вина; но стоит дать старику денег, и он сейчас же пропивает их. Ей так бы хотелось иметь детей. Фейни счастливец - у него такие чудесные детишки. А Дядя Тим, должно быть, теперь недолго протянет.

В тот самый день, когда газеты принесли весть об убийстве Мадеро в Мехико, Мак получил телеграмму от Милли, что Дядя Тим умер и чтоб он прислал денег на похороны. Мак пошел в сберегательную кассу, взял пятьдесят три доллара семьдесят пять центов, которые были отложены на оплату учения детей, и перевел Милли по телеграфу пятьдесят долларов. Мейси узнала об этом только в день рождения дочери, когда она пошла в кассу вносить пять долларов, подаренные братом Биллом.

Вечером, когда, отперев дверь английским ключом, Мак вошел в дом, его изумило, что передняя была освещена. Мейси в ожидании его дремала на кушетке, прикрытая пледом. Он рад был, что она еще не легла, и подошел поцеловать ее.

- Почему не спишь, крошка? - спросил он.

Она оттолкнула его и резко вскочила.

- А, вор, - взвизгнула она. - Я не могла уснуть, прежде чем не скажу тебе в глаза, что я о тебе думаю. Теперь я знаю. Ты мотаешь деньги на водку или на женщин. Вот почему тебя никогда нет дома.

- Мейси, успокойся, дорогая... Ну в чем же дело, давай поговорим спокойно.

- Я потребую развода, вот что. Вор... На свои попойки - красть деньги у собственных детей... у собственных крошек.

Мак выпрямился и сжал кулаки. Он говорил очень спокойно, хотя губы у него дрожали.

- Мейси, я имел полное право распоряжаться этими деньгами... Через неделю-две я положу столько же, если не больше, и не твое это дело.