42-я параллель

- Мы сегодня за обедом ели лук, - сказала Оливия. - Надеюсь, вы ничего не имеете против лука. Глэдис, я говорила тебе, что не надо есть лука хотя бы до парохода.

- Поцелуйте меня, тогда я вам скажу, имею ли я что-нибудь против, сказал Айк.

- Нельзя себе позволять таких вольностей, во всяком случае на пароходе, - огрызнулась Оливия, и две недобрых черточки обозначились у нее по обеим сторонам рта.

- Нам приходится быть очень осторожными, особенно на пароходе, пояснила Глэдис. - Теперь так косо глядят на девушек без провожатых. А разве это преступление?

- Несомненно. - Айк пододвинулся ближе.

- Бросьте дурить... Давайте гудок и отчаливайте... Кому я говорю? Оливия встала и перешла на другую скамейку.

Айк последовал за ней.

- В былое время на этих пароходах были гостиные, а теперь не то, - тихо сказала Глэдис, обращаясь с Маком, как с близким знакомым. - Вы что, служили на консервных фабриках?

- Нет, мы оба все лето проработали на Канадско-Тихоокеанской.

- Должно быть, зарабатывали уйму денег.

Мак заметил, что, говоря с ним, она все время искоса поглядывала на подругу.

- Ну, не так уж много... но я все же скопил почти сотнягу.

- А теперь вы куда, в Сиэтл?

- Да, я хочу там работать по линотипному делу.

- А мы как раз там и живем. У нас с Оливией там квартира... Пойдем на палубу, тут слишком жарко.

Когда они проходили мимо Айка и Оливии, Глэдис нагнулась и что-то шепнула той на ухо, потом с томной улыбкой обернулась к Маку. На палубе никого не было. Она позволила ему обнять себя за талию.

Пальцы его ощутили косточки корсета. Он стиснул ее.

- Вы делаете мне больно, - пискнула она забавным, тоненьким голоском. Он засмеялся. Отнимая руку, он почувствовал округлость ее груди.

На ходу нога его касалась ее ноги. В первый раз в жизни он шел под руку с женщиной.

Вскоре она сказала, что пора спать.

- А мне нельзя с вами?

Она покачала головой.

- Только не на пароходе. Увидимся завтра, может быть, вы с вашим товарищем зайдете проведать нас... Мы покажем вам город.

- Отлично, - сказал Мак.

Он ходил кругом по палубе, и сердце у него крепко колотилось. Он чувствовал биение судовых машин, видел стреловидный след на воде, разрезаемой носом парохода, и остро ощущал быстроту движения. На корме он встретил Айка.

- Моя заявила, что идет спать.

- И моя тоже.

- Ну как, добился чего-нибудь, Мак?

- Обещала повидаться завтра. У них квартира в Сиэтле.

- Свою-то я все-таки поцеловал. Чертовски горячая. Я так и думал, что она меня слопает.

- Завтра дело, наверное, сладится.

- Ну а теперь пора на боковую.

Наутро было солнечно: набережная Сиэтла искрилась, пахла лесными складами и оглушила их, когда они сошли с парохода, трескотней экипажей и окриками возниц. Они пошли в общежитие ХСМЛ. Они больше не поденщики и не бродяги. Они найдут чистую работу, устроятся и станут посещать вечернюю школу.

Весь день они осматривали город и вечером встретили Оливию и Глэдис у индейского тотема на Пайонир-сквер. Все произошло очень быстро.

Они пошли в ресторан и обильно поужинали с вином, потом пошли в сад, где играл оркестр, и пили виски. Когда они отправились к девушкам на квартиру, то захватили с собой бутылку виски. Мак едва не выронил ее на лестнице, и девушки шикали на них: "Ради бога, не поднимайте такого шума, а то нагрянут фараоны", и в помещении пахло мускусом и пудрой, и по всем стульям раскидано было женское белье, и девицы первым долгом вытянули у каждого по пятнадцати долларов. Мак со своей был в ванной, она мазала ему нос губной помадой, и они хохотали, пока он не дал волю рукам, и она в сердцах наградила его пощечиной. А потом они все сидели за столом и снова пили, и Айк нарядился в шелковые дамские панталоны и корсет и босиком отплясывал танец Саломеи. Мак сидел на полу и хохотал: все это было так забавно, но когда он попробовал подняться с пола, то упал ничком и вдруг очутился в ванной, и его рвало над раковиной, и Глэдис бранила его на чем свет стоит. Она помогала ему одеться, но он никак не мог найти своего галстука, и все говорили, что он слишком пьян, и вытолкали его, и он побрел по улице, распевая: "Дай гудок, капитан, и отчаливай... и отчаливай", и спросил полисмена, где общежитие ХСМЛ, а тот затолкал его в камеру и запер.

Когда он проснулся, голова у него была словно треснувший жернов. На рубашке - следы рвоты, брюки разорваны. Он вывернул все карманы, бумажника не было. Немного погодя полисмен отпер камеру и велел выметаться, и он вышел на ослепительное солнце, ножом резавшее ему глаза.

Когда он пришел в общежитие, швейцар искоса оглядел его, но никто ему ничего не сказал. Поднявшись к себе в комнату, он упал на кровать. Айк еще не возвращался. Мак дремал, чувствуя сквозь сон, как раскалывается у него голова. Когда он проснулся, Айк сидел у него в ногах. Глаза у него сверкали, щеки были красны. Он был еще пьян.