400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

Бесы, как падшие ангелы, изначально имели ангельскую природу, которая — материальная или бытийная — присуща им, как и Ангелам Света?

Да, есть такой богословский вопрос: полностью ли Ангелы духовны по своей природе или все это относительно по отношению к тому, что только Бог есть подлинный и совершенный Дух в абсолютном смысле этого слова? Дать ответ на такой вопрос в рамках человеческого сознания труднодостижимо, но никаких сомнений не вызывает, что с ниспадением лукавого и, как принято говорить по славянской традиции, аггелов его они утратили то благо, то вечное, что делало их причастными к подлинному бытию и жизни в Боге. Собственно, с ними произошло то, что при окончательном определении судеб мира произойдет с закосневшими во грехе. Разница только в том, что если для человека посмертная участь определяется как итог всей его жизни, то для падших ангелов лишь один акт устремленности ко злу изменил их настолько, что они никогда не смогут вновь повернуться к Свету. В мире невидимом в силу иных временных законов (насколько здесь вообще можно говорить о времени и его протяженности) бытие ангелов и их отпадение от Бога носит совсем иной характер, чем человеческий выбор добра и зла в земном тварном мире. Те ангелы, которые совершили свободное самоопределение во зле, вернуться к благому уже не могут. Что-то определяющее, существенное в их бытии при этом утратилось.

Правда ли, что вера в существование диавола есть свойство некритического мышления, как утверждалось, к примеру, в комментарии к социологическому опросу, напечатанному в «НГ-религии»?

Может быть, и некритического. Однако несомненно, что с самого начала бытия Церкви и уже в Ветхом Завете неотъемлемой частью христианского мировоззрения было осознание зла не просто как умозрительного и абстрактного начала, но как реальной силы, действующей в мире, воплощенной в конкретных личностях мира видимого и невидимого, — силы, к борьбе с которой призваны все христиане, более того, все люди доброй воли, причем цена победы в этой борьбе — спасение души человека и утверждение в этой жизни правды Божией как начала Царствия Небесного. Это может не нравиться социологам от агностицизма и религоведам от кафедры научного атеизма, но, как точно заметил один из богословов нынешнего столетия, в существовании вечной жизни можно сомневаться только до конца жизни земной. От себя добавлю: в существовании диавола, увы, тоже. Иное дело, что в нынешней ситуации постсоветского религиозного одичания множество людей кинулось от одной крайности к другой, ничуть не лучшей: от бытового атеизма — к бытовому же магизму во всем его разнообразии. Очевидно, что лукавый решает здесь две противоположные задачи с единой целью: или чтобы люди в него не верили (а попутно не верили и в Бога) или, уж если их нельзя отвести от веры в Бога, сместить внутренний ориентир духовной жизни на веру в инфернальное.

Считается, что Бог везде и во всем. Значит, и во всех людях, и в самых грешных?

Еще Ефрем Сирин говорил о том, что подлинный подвижник веры простирает свою любовь, которая есть любовь-жалость, на всю тварь, на всю вселенную и объемлет ею не только благих и добрых, но и врагов истины. Такая любовь означает твердое желание спасения для каждого человека, и именно она должна быть мерой нашего уподобления Иисусу Христу. Ведь Бог послал Своего единородного Сына в мир, дабы всякий верующий в Него не погиб, а имел жизнь вечную. Этот Божественный план Пресвятой Троицы — спасение мира — предполагает и наше участие в нем молитвами, делами, сердечным расположением к окружающим людям. Но этот план не подразумевает духовного диктата, насилия. Просто есть те, которые его принимают, и те, кто его сознательно, свободным волеизъявлением отвергают.

Сегодня среди православных верующих, и особенно среди православных интеллигентов, становится популярной идея о всеобщем прощении. Мол, раз Бог милостив, то как Он может допустить, что кто-то будет мучиться в аду? И если мы прощаем своим близким, неужели Бог не простит грешников и обречет их на вечные муки?