Возле шлагбаума никого не было. Унылый погранцовый са-моходный броневик притулился грязно-зеленой тушей к фанерному домику, ствол «дашки» торчал, присыпанный снегом, как безнадежно забытая коряга, и я даже не захотел сигналить, чтобы не разбивать эту атмосферу печального забвения, словно из какого-то старого голливудского фильма, непременно
драмы, где есть криминал, цинизм, вот этот вот привкус «все
плохо» и непременный драматический кадр. «Нуар» — всплы-ло забытое слово. Странно, откуда мобилизованному недоліку, презираемому половиной командного состава армии, знать слово «нуар»? По мнению высоких штабов мы были недоученными
дебилами, не умеющими знать и любить их лелеемую «штабную
культуру». Хотя… вряд ли кто-то еще, кроме меня и, возможно, ротного, знает здесь значение этого слова.
— Нуар, блять, какой-то, — пробормотал я и побарабанил
пальцами по рулю. Вылезать из машины откровенно не хотелось.
— Да, — тут же отозвался Дизель. Ему тоже явно не хотелось на мороз.
— Шо — да? Солнце мое, шо такое «нуар»? — я обернулся, собираясь выпендриться по полной, засверкать, так сказать, глубиной бесполезных знаний.
— Бля, отэто ты доебался, — возмутился Дизель.
Распахнулась дверка фанерного домика, и вместе с клубом
мгновенно рассеявшегося пара из нее вывалился высокий
хмурый дядька, закутанный в какой-то ярко-зеленый пуховик.
Обошел шлагбаум и подошел слева, со стороны Дизеля. У нас
была праворульная машина, и мы к этому уже привыкли.
46
Мартин БРЕСТ • ПЕхоТа-3: ТЕРРиконы
— Здорово, збройники, — выдохнул он в приоткрытую
дверцу. — На Новотроицкое?
— Не, брат, аж во Владимировку. Шо у вас?
— Та пиздец. Ничого не ездит, ни у нас, ни у сепаров.
Слышь, можешь сигарет взять?
— Та не вопрос, если открыто будет. Винстон?
— Мы те шо, нацики? — обиделся погранец. Белесые глаза
его под вязаной шапкой как-то сонно смотрели на нас, и выражение их никак не увязывалось с наигранной обидой в го-лосе. — Ротманс-деми, блок. И печенья какого-то нормального. — Тю, печеньем мы тебя сами загрузить можем, — оживился Дизель. — У нас мешка три на ВОП-е.
— Не-не-не, — тут же открестился погранец и даже на
всякий случай немного отошел от машины. — Знаем мы ваше
печенье, его явно путин делал, им на спор нашу турантайку
пробить можно.
— Та ну, — усомнился я и кивнул на понурую машину. —
Оно ж бронированное.
— Хуированное, — буркнул дядька и придвинулся ближе. — Ну значит, не пробить, а помять. Короче. Нормального
какого-то, свежего. И семок. Вот, пятихатки хватит.
— Да не вопрос, брат, сделаем. Через часик-полтора жди. —
Дизель забрал аккуратно сложенную купюру, дернулся шлагбаум, и мы прямиком, не сворачивая на специально отведен-ную для военных машин полосу, покатили через контрольный
пункт въезда-выезда.
— А у них, наверное, стиралки есть в интернате… — пробормотал Дизель и спрятал деньги. Погранцы жили в здании
интерната в Новотроицком, и у них наверняка были и сти-ральные машинки, и нормальное электричество, и кровати, а
не дощатые самодельные нары в два этажа, с мышами и веч-ной сыростью. Ну ладно, ладно, с сыростью я нагнетаю, блиндажи у нас были нормальные, сухие. Более-менее.
— Шо предлагаешь, купить стиралку? — задумался я и
сбросил газ. Лендровер разогнался под горку, но приторма-
Глава 1. МИНУС ДВАДЦАТЬ
47
живать на льду я не решился, а тормозить передачами не
умел. — Думали уже. Под нее бак воды надо, и поднять, шоб
самотеком шла. Осилим?
— Мартинчик, мы зря придумываем коня на лету. Надо
просто в Новотроицком за стирку договориться. Люди ж живут, стиралки есть. Деньги заплатим. Треба тока найти.
— А как искать? Объявления клеить?
— Ну ты точно городской, — улыбнулся Дизель. — Кстати.
«Нуар» — это термин, обозначающий жанр криминальных
голливудских драм середины двадцатого века. Отражал пес-симистические настроения общества.
— Ахуеть, — интеллигентно удивился я. — Ты меня разорвал.
— Отож. И не ссы. Шоб в селе шо-то узнать или найти, нужно всего лишь спросить в магазине. Давай в тот, шо напротив заправки…
48
Мартин БРЕСТ • ПЕхоТа-3: ТЕРРиконы
БОЦМАН, он же Георгий. «Серый» террикон в «серой» зоне.
Пора было собираться. Еще один бессмысленный день на терриконе, а до ротации еще чуть ли не неделя. Раньше Боцман аккуратно отползал назад, заставляя Жеку делать так же, и уже
внутри хиленькой березовой рощи выпрямлялся, собирал по-нормальному рюкзак, и они уходили по террасе террикона на север, чтобы спуститься натоптанной ими же тропой, огибая чахлый
кустарник, и по краю поля вдоль «зеленки» выйти на дачный
массив, к «своему» дому, где постоянно жило четверо мужиков
из второй роты восьмого отдельного мотострелкового батальона.
В этом доме на втором этаже им была выделена комната, бывшая
детская спальня, даже с кроватью — короткой, метра полтора, и
с детским розовым матрасиком. Когда-то — розовым. Путь «на
дачу» был беспечен, исхожен, привычен и занимал полчаса.
Но сегодня ползти по снегу не хотелось. Боцман поглядел
на темнеющее небо, подумал, что хохлы точно попрятались по
блиндажам, и встал на колени. Сгреб темно-зеленый рюкзак