У Мириам было чудовищное похмелье. Дорога после дождей превратилась в трясину, а на развилке Аркадий настоял срезать путь тропинкой, которая – в грязи буквально по колено – вела между полями Алексы. Несмотря ни на что Мириам была на седьмом небе от счастья. Сияло солнце, и поля курились паром, словно исполинская кухня, полная кастрюль и котлов, будто сама земля возносила благодарственные молитвы.
– Господи, – то и дело бормотала она, и снова: – Господи. – Она словно заново родилась.
– Ты заметила, – произнес Аркадий, когда они уже значительно углубились в лес, – что их нигде ни следа?
– Варваров? Да, тьфу-тьфу-тьфу.
– Чудо.
– Дело рук Господних, можно не сомневаться.
– Как ты думаешь, она знала?
– Кто? – недовольно поинтересовалась она. Разговоры всегда портили ей настроение.
– Алекса. Может, ей было ниспослано знамение. Может, в конце-то концов, танец ее был как благодарственная молитва, а не... наоборот.
Мириам поджала губы и ничего не ответила. Предположение звучало совершенно богохульственно. С чего бы это Всевышнему ниспосылать знамение служителям культов мерзостных, коих повсеместно клеймит и изобличает? Но все же...
– Сейчас вот вспоминаю, – настаивал Аркадий, – и никакого другого объяснения не вижу.
(Но все же та, казалось, восторжествовала. Может быть – она сама слышала от одного священнослужителя в Александрии, – что некоторым злым духам Господь позволяет, в ограниченной степени и несовершенно, провидеть будущее.)
– По-моему, выглядело это просто непристойно, – проговорила она.
Возражать Аркадий не стал.
Они обогнули высокий холм; тропинка принялась взбираться наверх, и под ногами уже не так хлюпало. Деревья слева стали реже; сквозь них открывался вид на восток, на Алексину бахчу. Поля были вытоптаны, усеяны сотнями мертвых тел. Мириам зажмурилась, но не так-то легко было укрыться от запаха трупного разложения, который смешивался, и довольно своеобразно, с ароматом побитых, забродивших дынь.
– Боже мой! – вырвалось у Аркадия, который осознал, что тропинка ведет в самую гущу бойни.
– Ничего не поделаешь, придется, – заявила Мириам, вызывающе вздернув подбородок. Она взяла его за руку, и быстро, как только могли, они зашагали через поле, где были разбиты варвары.
Потом за ней поднялась Лотти.
– Я уже начинала волноваться, мало ли что...
– Спасибо. Мне просто надо было подышать.
– Вы слышали, самолет разбился.
– Нет, я больше ничего не слышала, только тогда от вас.
– Так он разбился, упал на собесовскую стройку в конце Криспер-стрит. Дом сто семьдесят шесть.
– Как ужасно.
– Да нет, на стройке было пусто. Никого не убило, только парочку электриков.
– Чудо.
– Я думала... может, спуститесь, посмотрите с нами, что скажут по ящику. Мама заваривает коффе.
– Премного буду обязана.
– Вот и чудненько. – Лотти отворила дверь. На лестнице передовыми темпами наступал вечер – часа на два раньше, чем на улице.
По пути вниз Алекса обмолвилась, что могла бы устроить для Ампаро стипендию Лоуэнской школы.
– А это хорошо? – поинтересовалась Лотти; тут же ей стало неудобно за свой вопрос. – В смысле... никогда раньше о них не слышала.
– Да, школа вполне приличная. Со следующего года туда будет ходить мой сын, Танкред.
Похоже, Лотти это не слишком убедило.
Миссис Хансон стояла уже в дверях и отчаянно жестикулировала.
– Скорее! Скорее! Нашли маму мальчика! Сейчас у нее будут брать интервью.
– Потом поговорим, – сказала Алекса.
В квартире, по ящику, мама мальчика втолковывала камере, миллионам зрителей, чего именно никак не может взять в толк.
Глава четвертая
ЭМАНСИПАЦИЯ
1
Летним утром балкон полнился натуральным солнечным светом, и Боз выставлял шезлонг и укладывался как нечто тропическое в собственной маленькой воздушно-ультрафиолетовой ванне, в пятнадцати этажах над землей. Просто разглядывать в полудреме смутную геометрию инверсионных следов, что возникали и пропадали, возникали и пропадали в бледной лазоревой дымке. Иногда с крыши было слышно, как мелкие дошколята горланят тоненькими обдолбанными голосками детские песенки.
Чушь, конечно, но стороны света запоминаются, типа север – юг. Боз, который с науками был несколько не в ладах, север и юг всегда путал. С одной стороны пригороды, с другой центр, зачем еще мозги пудрить? Если выбирать, то предпочтительней пригороды. На пособие собесовское садиться? Благодарю покорно. Хотя, конечно, ничего стыдного тут нет. Собственная мамаша, например. Человеческое достоинство – это больше, чем штрих-код; по крайней мере, говорят.
Полосатая кошка, обожавшая солнце и воздух ничуть не меньше, чем Боз, принималась бродить по бортику (из предварительно напряженного бетона) до фикуса, потом назад к гераням, очень зловеще, туда-обратно, туда-обратно, и так целое утро; то и дело Боз протягивал руку почесать ей мягкий соблазнительный подбородок; иногда при этом он думал о Милли. Больше всего Боз любил утро.