33 визы

— Барьер расовой сегрегации сменился барьером кошелька...

Бросалось в глаза, что при всех материальных затруднениях коренное население Леопольдвиля вело себя в высшей степени благородно в отношении своих вчерашних хозяев. Люди голодали, но не позволяли ни себе, ни своим детям войти в брошенные колонизаторами дома, рестораны и магазины и взять там хотя бы кусок очерствевшего хлеба.

В первоклассных отелях еще было шумно, но их заполняла специфическая публика: бесчисленные репортеры буржуазных газет, радио и телевидения, слетевшиеся сюда в поисках сенсаций, и чиновники ООН, бродившие по городу с видом маклеров, приценивающихся на аукционе к распродаваемому по дешевке имуществу банкрота.

Необычно выглядел и «черный» город — там царила лихорадочная активность. В обшарпанных бедных кофейнях и пивных спорили до хрипоты о политике, временами стихийно вспыхивали какие-то демонстрации, участники которых далеко не всегда отдавали себе отчет в том, что же происходит и кого надо поддерживать — то ли премьера, то ли президента Касавубу, который был склонен пойти на компромисс с колонизаторами. Чьи-то руки по ночам засыпали тротуары подметными листками.

Я подобрал несколько листовок, отпечатанных на ротаторе. Они были написаны рукой опытного литератора, знающего психологию людей, на которых рассчитано то, что он пишет, — анонимный автор вколачивал в головы темных, не разбирающихся в политике людей свои гнусные, клеветнические призывы, словно гвозди, без конца повторяя одно и то же, в ритме какого-то псалма. Эти тексты были рассчитаны на то, чтобы их читать нараспев, ритмично покачиваясь под аккомпанемент тамтама.

Одна из листовок называлась «Торжественный призыв к безработным». В ней говорилось: «Мирные граждане, страдающие граждане, граждане без свободы, граждане без работы — Лумумба насмехается над вами. Это вы боролись против колониализма, это вы завоевали независимость, это вы изгнали бельгийцев, это вы — хозяева своей земли. И вот Лумумба, коммунист и лжец, насмехается над вами. Граждане без работы, Лумумба не хочет, чтобы вы работали, он доволен тем, что вы несчастливы. Граждане без родины, Лумумба продал вашу страну. Граждане без гроша, Лумумба получает миллион в месяц и позволяет себе говорить вам, что он ничего не зарабатывает. Страдающие граждане, не слушайте больше Лумумбу — Лумумба лжец, Лумумба вор, Лумумба предатель, Лумумба продал вашу страну. Вставайте! Давайте прогоним Лумумбу! Не бойтесь военных — они наши братья, и они согласны с нами...»

Я видел, как люди подбирали эти листовки и вертели их в руках, раздумывая, какое применение им найти: подавляющее большинство не умело читать. Иногда подзывали лавочника, или клерка, или школьника и просили прочесть. Слушали внимательно — неграмотным людям свойственно уважение к печатному слову. И сразу же разгорался жаркий спор. Чаще всего листовку рвали и начинали топтать. Но были и такие люди, которые читали ее с интересом.

А тем временем анонимные агенты лихорадочно плели нити заговора против правительства. В городе почти открыто говорили о том, что к этому заговору причастно весьма любопытное учреждение со средневековым латинским названием «Лованиум», расположенное среди лесистых холмов неподалеку от столицы. Это был католический университет, названный так в честь знаменитого центра религиозного образования, находящегося в бельгийском городе Лувэн. Говорили, что ведающие Лованиумом святые отцы, принадлежащие к ордену иезуитов, заранее продумали во всех деталях план действий.

Я побывал у этих ученых иезуитов в самый канун событий, которые должны были нанести такой тяжелый удар по Республике Конго. Меня встретил на пороге огромного, сверкающего новизной административного корпуса сам монсеньор Жильон, ректор этого университета, сорокалетний, пышущий здоровьем мужчина с умными, проницательными и хитрыми глазами, в которых можно прочесть все, кроме заботы о загробном мире. Он был одет в парадную белую сутану до пят, подпоясанную широким малиновым шелковым поясом, но своими решительными жестами, широким смелым шагом скорее напоминал боксера, который поднимается на ринг, — вот-вот сбросит халат и встанет в боевую позицию.