325 000 франков

Мужчина поспешно захлопнул лежащую перед ним записную книжку и принялся засовывать ее в наружный карман пиджака. Он с трудом протолкнул ее туда. Пухлая книжка была набита истрепанными бумажками; кожаная обложка рыжего цвета потрескалась, сморщилась и вытерлась на углах. Мужчина встал. На нем были брюки-гольф и охотничьи башмаки. "Подрядчик", - решила про себя Корделия.

Не поздоровавшись он прошел мимо нее, опустив глаза и втянув голову в плечи. Судя по его затылку и одежде, Корделия никак не ожидала, что у него будет такой нерешительный вид. Обычно подрядчики твердо шагают по земле. Он пробурчал что-то невнятное и вышел.

Проходя мимо окна, он сделал замысловатый жест рукой и крикнул:

- Не прощаюсь!

Мари-Жанна поспешно захлопнула окно. Мужчина удалялся тяжелыми шагами. Его походка становилась все увереннее.

- Что это за явление? Кто это? - спросила Корделия.

- Мерзкий тип, - ответила Мари-Жанна.

Глаза у нее блестели.

- Я ему выложила все, что о нем думаю, но он все равно еще придет...

Она была очень возбуждена. И все твердила:

- Они всегда возвращаются.

Не в первый раз уже Мари-Жанна жаловалась Корделии на преследования определенной категории мужчин.

- Старые и женатые, - сказала она как-то.

Она ни разу не назвала ни одного имени. Чаще всего Мари-Жанна обобщала их: "они", "эти", и, рассказывая о своих с ними взаимоотношениях, говорила о себе в третьем лице, словно действующим лицом была не она, Мари-Жанна, а вообще женщина.

- Им говорят: "Вы омерзительны", а они не обижаются, достают свой бумажник и спрашивают: "Сколько ты хочешь?" Их выгоняют, а они вцепляются в вас, кидаются на вас, суют свою грязную щетину вам под нос. Пока их не стукнут, не уйдут...

Нам с Корделией приходило в голову, что, может быть, все это плод воображения Мари-Жанны. Я даже посоветовал Корделии:

- Плюнь ты на нее. Неврастенички встречаются и среди работниц. Тебе кажется, что ты открыла чистое сердце, а оно будет существовать только в две тысячи пятидесятом году. И вообще надомная работа вредна. Ходила бы Мари-Жанна на фабрику, как все девушки в Бионне, и подружки своими насмешками давно бы рассеяли всех ее призрачных ухажеров. Она сошлась бы с Бюзаром, и нервы у нее успокоились бы...

Но в то майское утро Корделия собственными глазами увидела одного из этих преследователей.

- Кто это? - повторила она свой вопрос.

- Наш домохозяин, Жюль Морель, владелец "Пластоформы".

- Что ты с ним сделала? Можно подумать, что ты его нокаутировала.

- Я ему такого наговорила!

- А что он записывал в свою книжку?

- Подсчитывал, сколько я ему должна за квартиру.

- Почему ты не платишь? По твоим словам, вы с матерью не нуждаетесь.

- Он не хочет брать с меня денег.

- А у тебя с ним действительно ничего нет?

- Каждый раз, когда он пытался подойти ко мне поближе, я ему давала пощечину.

- Ты должна платить за квартиру.

- Не могу, он не берет.

- Пошли по почте.

- А расписка?

- Почтовая квитанция заменяет расписку, ты же это великолепно знаешь, возмутилась Корделия.

- Он мне достаточно надоедает. - Мари-Жанна повысила голос. - Неужели ты хочешь, чтобы ко всему еще я давала ему деньги.

Все это Корделия передала мне и добавила:

- Знаешь, в эту минуту Мари-Жанна была мне неприятна. На ее лице появилось какое-то совсем новое выражение...

- Что ты имеешь в виду? - спросил я.

- Ну вот как у некоторых матерей, когда они секут своих ребятишек и просто заходятся.

- Разве Жюль Морель был похож на побитого ребенка?

- Нет, сравнение мое неудачно. Едва он переступил порог, он сразу преобразился и, когда крикнул "Не прощаюсь!", показался мне таким злобным...

Корделия задумалась.

- Вот! - сказала она. - Однажды у тебя было такое же выражение, как только что у Мари-Жанны. Это было в Гранж-о-Ване. Мы с тобой гуляли на лугу вдоль рощицы и неожиданно у твоих ног с шипением взвилась змея. Помнишь?

- Помню. Я отскочил и закричал.

- Ты принялся избивать змею своей палкой с железным наконечником. Ты ей что-то повредил, наверное, позвоночник. У змей есть позвоночник? Словом, она не могла уже ни убежать, ни напасть на тебя. Она делала судорожные скачки, но падала все на то же место; говорят, это предсмертные конвульсии. Но ты продолжал колотить по ней своей палкой. Потом ты стал кружить вокруг змеи, не приближаясь к ней, и забрасывал ее камнями, пока она не превратилась в сплошные обрубки. Тогда ты наступил ей каблуком на голову... Знаешь, можно было подумать, что ты боялся всех этих самостоятельно извивающихся кусочков... В тот день ты мне здорово не понравился...

- Мари-Жанна защищается, - сказал я.

- Но она делает это с упоением.

- Понял! - воскликнул я. - Мари-Жанна мучает своих преследователей, как черный бой своего хозяина-колониста.

Корделия возмутилась:

- Пока что, насколько мне известно, хозяин избивает боя.

- Именно поэтому, когда бою представляется случай в свою очередь ударить хозяина, он теряет над собой всякий контроль. Слишком много унижений ему пришлось испытать, и он должен за них отплатить. Он кружит вокруг агонизирующего, как я вокруг змеи.

- Но тебя никогда не унижала ни одна змея.