325 000 франков

Кстати, я тебе никогда и не говорила, что люблю тебя. Хотя ты много раз просил меня об этом. А что касается нашей женитьбы, то ты так настаивал и столько всего сделал, что я в конце концов дала согласие. Но теперь все кончено. Так будет лучше для нас обоих.

Знаю, что ты станешь меня осуждать. Но что же делать? Лучше это, чем испортить тебе жизнь.

Я буду по-прежнему хорошо к тебе относиться, но сейчас нам разумнее не встречаться больше.

Мари-Жанна".

Бюзар сунул письмо в карман.

- Милые уже побранились? - спросила его сестра Элен.

- Мари-Жанна тебе что-нибудь сказала?

- Чего захотел! Разве у нее узнаешь, что она думает. А вот у тебя такой вид, будто ты проиграл этап с раздельным стартом.

Подтрунивая над братом, Элен любила пускать в ход спортивную терминологию, безбожно перевирая ее.

- Мари-Жанна просто переутомилась, - ответил Бюзар. - Вот и все. Я немного проветрюсь и сразу же отправлюсь на фабрику. А ты оставь мне чего-нибудь пожевать к четырем часам утра, когда я вернусь.

Он снова сел на велосипед и поехал в горы, ко мне. После гонок я виделся с ним два раза. В понедельник в больнице, тогда у нас с ним завязались дружеские отношения. И вчера в бистро у Серебряной Ноги он мне подробно рассказал о своем плане, обо всех затруднениях и о том, как ему удалось их преодолеть.

Бюзар приехал к нам весь взмыленный в одиннадцатом часу вечера. Он молча протянул мне письмо Мари-Жанны. Я прочитал его и передал Корделии.

- Не огорчайся. Сделай вид, что ничего не произошло, - посоветовал я Бюзару. - Завтра она тебе скажет нечто противоположное.

- Вы ее не знаете!

- Никогда не следует принимать за чистую монету слова любимой женщины.

- Не слушайте его, - вмешалась Корделия. - Во-первых, он пошляк. Кроме того, он говорит вовсе не то, что думает.

- Если ты в самом деле дорожишь этой девушкой, поступай, как я тебе советую, - настаивал я. - Не отвечай на ее письмо. Не ходи к ней. И не пройдет недели, как она сама прибежит за тобой.

- Не верьте ему, - прервала Корделия. - Он скоро начнет хвастаться, что знает средство, как заставить женщину раболепствовать перед мужчиной. Но все это вранье. Он сам в это не верит. Он просто-напросто пошляк.

Мы с Корделией довольно долго так препирались, а Бюзар молча смотрел на нас.

- Мне скоро пора на фабрику, - не выдержал он. - Если вообще стоит еще добывать эти триста двадцать пять тысяч франков...

- Он ждет, что мы придумаем, как помирить его с Мари-Жанной, - сказала Корделия.

Пытаясь понять, чем Бюзар так разозлил Мари-Жанну, Корделия попросила его подробно рассказать о разговоре с Шатляром.

Бюзар передал свой спор со стариком.

- Ерунда, - решила Корделия.

Лично меня раздражало, что он обманул старого профделегата, человека светлого ума и большой душевной твердости, в чем я много раз убеждался.

- Ты не мужчина, - упрекнул я Бюзара. - Какая-то негодная девчонка водит тебя за нос.

Корделия возмутилась. И мы с ней снова сцепились.

- Я обещал брессанцу сменить его в двенадцать часов, - проговорил Бюзар.

- Послушай, - обратилась к нему Корделия. - Отправляйся на фабрику, как будто ничего не произошло...

- Именно это я и посоветовал.

- ...Поскольку ты связан словом с товарищем, и он тебя ждет. Раз ты затеял все это дело, ты не можешь отступить из-за какого-то письма, написанного под горячую руку. А завтра я повидаю Мари-Жанну и Шатляра. Мы все это утрясем. Не волнуйся...

- Вы думаете, что она действительно меня не любит? - спросил Бюзар.

- Я думаю, что она просто обиделась.

- Но она на самом деле никогда не говорила, что любит меня. Это правда, - настаивал Бюзар.

- Она просто стыдится это сказать.

- Вы правы, - согласился Бюзар.

После его ухода я заметил Корделии:

- Ты сама себе противоречишь. Совсем недавно ты утверждала, что Мари-Жанна по своему складу не может любить.

- Во-первых, я этого не говорила. И вообще сейчас речь не об этом...

- Вся эта история нелепа. Мари-Жанна - сухарь; разве можно любить женщину, которая вот так поджимает губы? А Бюзар - растяпа. Полтора года бегает за ней и ничего не добился. Он мне нравился, пока мечтал выиграть "Тур де Франс". А сейчас, когда он идет на всякие низости, чтобы стать лавочником, он внушает мне отвращение!

- А ты встань на их точку зрения.

- На месте Бюзара я бы предпочел этой мещаночке Мари-Жанне толстуху Жюльетту.

- Не беспокойся, в этом никто не сомневается.

На следующее утро Корделия, выполняя обещание, данное Бюзару, отправилась к своей подружке. Занятая мыслями, как лучше начать разговор, она вошла не постучавшись.

Мари-Жанна с горящими щеками стояла в углу комнаты за своим рабочим столом, положив руки на высокую спинку.

У стола, спиной к дверям, сидел какой-то мужчина. Корделии видна была только его голова: круглая лысина, окаймленная короткими светлыми завитками, и жирный затылок в складках над пиджаком из твида.