Он выписал направление на клочке бумажки, мы вышли из переполненного больными людьми кабинета в ещё более переполненный коридор, люди были в панике, у всех читался ужас в глазах. Это было страшное зрелище, кто-то плакал, кто-то срывался и кричал, а кто просто стоял и смотрел в одну точку. Из кабинета выглянул врач.
– Денис! – Крикнул он. – Верно, ты Денис?
Я обернулся.
– Да.
– Не тяни, срочно езжай в стационар, с этим шутить нельзя, потом мы тебя уже можем не спасти.
– Да, конечно.
Вся больная очередь притихла и уставилась на меня, я был примером того, что может случиться с каждым из них, я был воплощением их страха. А вот мне было по барабану, если и суждено было умереть вот так, в пандемию, от коронавируса, то никуда мне не деться от этого, и стационар не поможет, и уж тем более, не хотелось помирать одиноким в окружении безразличных ко мне людей, которые тоже присмерти, уж лучше дома в постели, рядом с любимой женой. Но в глубине души я знал, что умру не так и не сейчас, моё время ещё не пришло, я ещё так мало успел написать, это знание придавало мне сил и уверенности. Я знал, что если я рождён для писательства, то не умру раньше срока, а если умру, то мои книги – это самообман и тем лучше, я избавлюсь так от иллюзии, что писать – это моё призвание. Но если выживу, без всяких стационаров, лекарств и посторонней помощи, то, значит, мне всё это надо пройти, чтобы понять и рассказать в своих книгах, как это было. Я живу в этом отрезке времени, и я один из немногих, кто может об этом написать, в сети столько разных мнений, столько теорий, историй, что все они меркнут от своей несодержательности и неясности перед страхом и паникой, охватившими планету. Чем это закончится, одному Богу известно, если вообще закончится. Но одно уже очевидно и это связанно не с коронавирусом, хотя нет, и с ним тоже, но не только и не напрямую, мир меняется, сознание человека меняется.
Калыс довёз нас до домика под горами, я выполз из машины, дотелепался до порога сел на него, тяжело дыша, окинул взглядом сад, клумбу, озеро, горы, всё плыло в глазах, и разум был затуманен.
– Юля. – Прохрипел я. – Неужели мы все обречены? Неужели этот вирус медленно год за годом будет нас убивать? Неужели я обречён?
– Не знаю, Денис. – Юля села рядом со мной, обняла и заплакала. – Это какой-то апокалипсис.
– А помнишь, как мы ещё в прошлом году жили? Сейчас это кажется какой-то неправдой, как быстро мы привыкаем к новому, забываем прошлое.
Я закашлялся, слёзы наворачивались на глаза, но я терпел, комок подкатил к горлу, от чего стало ещё трудней дышать.
– Ничего. – Промямлил я, почти шёпотом. – Мы сможем, не знаю, как остальные, а мы сможем, я смогу, я не оставлю тебя одну здесь.
– Тебе надо отдохнуть.
– Нет, если я лягу, то не встану, мне надо шевелиться, «движение – это жизнь, а жизнь – это движение». Помнишь? Так сказал Аристотель, я вот пока ещё помню, значит живу.
– Помню, да это был Аристотель, а ещё сказал: – «Кто двигается вперёд в знании, но отстаёт в нравственности, то более идёт назад, чем вперёд» – может тебе стоит всё-таки лечь в стационар, я переживаю за тебя. – Юля снова заплакала.
– Нет, так у меня шансов будет меньше, «Любовь – это теорема, которую необходимо доказывать каждый день» – если тебя не будет рядом я расслаблюсь, некому будет доказывать теорему. – Я улыбнулся. – А лечь со мной ты не можешь, не оставляй меня, прошу, без тебя мне точно не выкарабкаться.
– Но там ИВЛ есть, вдруг ты начнёшь задыхаться ночью, мы не успеем добраться отсюда в больницу, мы же в горах.
– Всё будет хорошо.
Остаток дня мы провели в домашней суете, я старался изо всех сил шевелиться, что-то делать, было очень трудно, но я боролся с этим состоянием, превозмогал себя и вирус, который захватил моё тело. Если физически я мог бороться с ним, собирая волю в кулак, то вот морально было очень тяжело совладать со страхом, а самое трудное, это собраться с мыслями; мне будто память отшибло, словно лоботомию сделали, я несколько раз брал ручку, открывал тетрадь, но не мог собраться с мыслями, не мог понять, как это делать – писать.
Ночью я долго не мог уснуть, смотрел все фильмы подряд, ворочался в постели, боролся с мыслями, которые не давали покоя, ковид спутал все извилины, заморочил голову напрочь. Бывало, появится одна назойливая идея, причём, принеприятнейшая, и не даёт покоя, только фильмы отвлекали немного от таких мыслей, а вот читать вовсе не удавалось, из-за мыслей в голове, я даже не понимал, о чём читаю, полностью был отстранён от повествования. Под утро я всё-таки провалился в сон, но не на долго, на пару часов всего, проснулся от того, что начал задыхаться, встал, принялся втягивать воздух изо всех сил, ходить по комнате и махать руками.
– Денис, может в стационар всё-таки? – спросила Юля.
– Может. – Я был не на шутку напуган. – Хотя, знаешь, поехали в Каракол. Давай уедем отсюда.
– Как уедем? На совсем что-ли?