2d2c48d86cc31bb1fa244a5c4f6d3a85

А когда Оксана выписалась из больницы и разложила перед деканом пасьянс из медицинских справок, он сказал: ну, ладно, приходите весной, разберемся, а весной сказал – приходите осенью, а осенью снова заявляет – приходите весной, и так два с половиной года крутил динамо-машину. И тогда пришлось прибегнуть к более радикальным мерам, потому что надо было всего-то получить разрешение на допуск к сдаче сессии и погашению всех академзадолженностей, с подобным количеством которых, наверное, и в тюрьму вряд ли приняли бы. Ведь Джулик приписал этих задолженностей по программе на два года вперед, чтобы мало не показалось, а Оксане надо было привести в порядок документы для перевода в Академию художеств в Санкт-Петербурге.

О своем восстановлении в институте Оксана рассказывала следующее: «Приходит однажды к Джулику художник Мих. Гуйда, кладет ему руку на плечо и говорит: поехали к любимой женщине. И привез Джулика на квартиру к арт-менеджеру Зое Кедровой, и явилась пред его очи Оксана. И случилась с Джуликом истерика, мол де, достали его окончательно».

Естественно, были и другие пробные попытки: захаживал некто Сергей из театра, приятель Оксаниного мужа (поскольку Оксана в ходе всей этой истории нервничала, Аркадий, соответственно, переживал, и Сергею, би-партнеру Аркадия, это надоело). Захаживал Сергей, брал Джулика «за талию», уединялся с ним в кабинете и тихим голосом настойчиво требовал восстановить Оксану в институте, и Джулик снова впадал в истерику и кричал, что его «достали».

И весь спектакль происходил только из личного нежелания Джулика предоставить ей возможность погасить «задолженности» и спровадить в Питер.

А потом, когда ее, наконец, восстановили, Джулик заявил: «А теперь, как все дети – походите на лекции, отучитесь семестр, а там – посмотрим».

«Ну, раз, “как все дети” – тогда давайте мне мои пасочки и плюшки», – то бишь студенческий и зачетку.

«Пасочки» ей выдали, и стала Оксана посещать лекции вместе с нашим курсом, а в перерывах отлеживалась с повышенным давлением и обострением язвы в арендуемой конурке на Олеговской.

Но как только подошло время сессии, у Оксаны случился конфликт с пани профессоршей, читающей украинское искусство средневековья, пани наотрез отказалась принимать у Оксаны экзамен, да еще и Платон Белецкий (ныне покойный), который, будучи тогда парализованным, читал лекции у себя на дому, за два дня до защиты ее курсовой – отказался от руководства. Тогда, после препирательств с Джуликом, Оксана выбрала в руководители аспирантствующего в то время Олега Сидора-Гибелинду, который, однако, произведя ряд замечаний, на защите присутствовать не смог ввиду командировки во Львов. А в рецензенты Оксана попросила назначить Бориса Борисовича, так как других ей выбирать вообще не позволили, потому что они не входили в число сотрудников института.

Борис Борисович буквально не допустил этих хвостов, которые ей грозили и не дали бы возможности перевестись в петербургскую Академию. Он поставил ей две четверки, а Джулик сказал, что позволил для нее это сделать, но чтобы и духу ее не было в институте; а в июльскую страду, состоя в комиссии на вступительных экзаменах, в жару с перепою Джулик свалился с обширным инфарктом.

А тут оказывается, что документы о переводе Оксаны в Питер еще не готовы, и приказ не подписан, а факс в ректорате был просто выключен из розетки (они с ним не особо еще обращаться научились).

И тогда Оксану командировали из Питера обратно в Киев, чтобы она приехала и факс в розетку включила.

Ректор сказал, что такой заразы, как Оксана Елкина, отродясь не видал.

В это же время неизвестно кто (может быть, и Джулик, отходя от инфаркта, у себя дома диск накручивал) позвонил в питерскую Академию и сообщил, что к ним едет такая авантюристка, что поостереглись бы принимать. Но они в Питере как-то между прочим только рукой махнули, мол, «этот сумасшедший Джулик». А при выдаче Оксане диплома попросту вычеркнули весь украинский период из ее жизни, выдали красный диплом, где написали, что с 1991 года по 1996-й она училась в С.-Петербурге.

И, стало быть, не было этих «танцев» вокруг украинской Академии с 1988 по 1990-й и с 1993 по 1994-й.

А потом, вероятно, Борису Борисовичу на здешней кафедре припомнили и эту историю со спасением Оксаны Елкиной из скользких лап деканата ФТИИ.

Безусловно, поступить в сие «элитарное заведение» трудно (на год вперед все места уже давно расписаны), но закончить, на поверку оказывается, еще сложнее – кровью расплачиваешься, в буквальном смысле.

А потом все равно ходишь и годами ищешь работу, если нет у тебя «волосатой лапы» дяди-министра. Имели тебя в виду.

Параноиков же думал, что я только от него зависеть буду – то есть, продамся ему в рабство на всю жизнь, вся как есть, с потрохами.

Это ж надо было: из огня да в полымя.

Я все это пережила, стала циничнее смотреть на окружающую жизнь, учиться подтачивать коготки.

 

* * *