2666

Друзья смеются. Действительно, поэт может декламировать (память-то хорошая) самые грустные стихи, и молодые, а также не очень молодые женщины проливают слезы, слушая его. А потом идут к нему в постель. Жена поэта настолько красива, что ей не нужна хорошая память, пусть та у нее даже получше, чем у поэта, жена спит с рабочими или моряками, сошедшими на берег в увольнительную, или с огромными вдовыми приказчиками, которые уже не знают, что им делать с жизнью и силой, и когда эта потрясающая женщина вторгается в их быт, им это кажется чудом. Также пара занимается групповым сексом. Поэт, его жена и другая женщина. Поэт, его жена и другой мужчина. Обычно это секс втроем, но бывает, что и вчетвером, и впятером. Иногда, ведомые предчувствием, они со всей торжественностью и официальностью знакомят любовников, и те через неделю влюбляются друг в друга, и более никогда не встречаются с поэтом и его женой, никогда более не приходят поучаствовать в этих маленьких пролетарских оргиях — или приходят, но кто знает наверняка? В любом случае, все это заканчивается арестом поэта — и тут уж никто ничего про него не знает, ибо его убивают.

Потом друзья вновь возвращаются к теме самоубийства, к его достоинствам и недостаткам, и так они беседуют до самого рассвета, и тогда один из них, Анский, покидает свой дом и Москву — без документов, легкая добыча для любого доносчика. Далее идут пейзажи, пейзажи, увиденные через оконное стекло, и грунтовые дороги, и безымянные полустанки, ставшие пристанищем беспризорников из книги Макаренко, и горбатые подростки, и подростки простуженные, с нитью соплей под носом, и ручьи, и черствый хлеб, и попытка ограбления, от которой Анский спасается, впрочем, не рассказывая как. В конце концов он добирается до деревни Костехино. Ночь. Шум ветра, который его узнал. И мать Анского, что открывает ему дверь и не узнает сына.

Последние записи в тетради немногословны. Через несколько месяцев после его появления в деревне умирает отец — словно бы только и ждал сына, чтобы тут же броситься в объятия мира иного. Мать занималась похоронами, и ночью, когда все спали, Анский крадучись пришел на кладбище и долго сидел у могилы, думая о чем-то смутном и неопределенном. Днем он обычно спал в мансарде, укрывшись с головой и в полной темноте. По ночам спускался на первый этаж и читал при свете печки рядом с кроватью спящей матери. В одной из последних записей он упоминает беспорядочность устройства Вселенной и пишет, что только это нестроение объясняет существование человечества. Мы же ноль, ничто. Тем не менее эта мысль кажется ему веселой. За каждым ответом таится вопрос, вспоминает Анский поговорку местных крестьян. За каждым очевидным ответом таится еще более сложный вопрос. Сложность эта, тем не менее, веселит его, и временами мать слышит, как он смеется в мансарде, словно бы ему снова десять лет. Анский размышляет о параллельных вселенных. В то же время гитлеровские войска входят в Польшу и начинается Вторая мировая война. Падение Варшавы, падение Парижа, нападение на Советский Союз. Только вселенские нестроения объясняют наше существование. Однажды ночью Анскому снится, что небо превратилось в громадный океан крови. На последней странице тетради начерчена карта — тайная тропа, ведущая в партизанский лагерь.

Осталось понять, для кого был устроен этот тайник внутри печки. Кто его сделал? И кто там прятался?

После долгих раздумий Райтер решил, что тайник устроил отец Анского. Возможно, он все это сделал до того, как Анский вернулся в деревню. Также вполне возможно, отец устроил тайник после возвращения сына — ведь это было бы вполне логично, ибо только тогда родители Анского узнали, что их сын — враг народа. Но Райтер интуитивно понял, что тайник (который делали долго, своими руками, неспешно) был задуман гораздо раньше возвращения Анского, — и это придавало отцу Анского ауру прорицателя или безумца. Также Райтер пришел к выводу, что тайником никто так и не воспользовался.

Он, естественно, не отметал гипотезы об обязательном визите партийных чиновников, которые наверняка перерыли в избе все в поисках какого-либо следа Анского, и что во время их приходов он прятался в печке, — а что, это вполне возможно, практически точно, так и было. Но истина в том, что там никто не спрятался — даже мать Анского, когда в село прибыл отряд Айнзацгруппы С. Ханс живо представил себе, как мать Анского спасает тетрадь сына, а затем во сне видел, как она выходит и идет вместе с другими евреями Костехино туда, где их ждала немецкая дисциплина, мы, смерть.

Во снах он также видел Анского. Видел, как тот ночью идет по полю, как есть, человек без имени, идет на запад — а потом в него всаживают пули, одну за другой.