Иван Иванович вспомнил химерические трещины на потолке, запах мокрого белья и застарелого, въевшегося во всю – от плинтуса до засиженных мухами лампочек – квартиру амбре дешевого прогорклого масла. С хозяйством у Люкиных был, прямо скажем, швах. Не бедствовали они, но жили по привычке из тощих годов: подешевле, попроще и так сойдет. Квартира Галины Петровны могла бы стать для них плацдармом новой жизни: чем-то большим, чем квадратные метры. Пусть и на Рубинштейна.
– Хм! – Иван Иванович выпятил нижнюю губу, затеребил ее средним пальцем и начал мерить шагами комнату. На портрет деда он не оглядывался, но был уверен, что тот следит за ним. – Хм! В высшей степени пренеприятнейшая штука. Я всегда был уверен – чем дальше держишься от родственников, тем здоровее будешь.
Он не выдержал и бросил быстрый взгляд на дедову фотографию. Петр Семенович нехорошо ухмылялся, Ивану Ивановичу даже послышалось, как тот цыкает левым боковым резцом. На ум пришла старая семейная история о том, как тетка по матери завещала Петру Семеновичу фамильные драгоценности. Правда, завещания никто никогда не видел. Да и тетку с тех пор тоже.
– Хм! – повторил Иван Иванович, в упор глядя на дагеротип. – Но тем не менее!
Что именно «тем не менее» – он не мог сформулировать. Он представил, как Нина Петровна наваливается на Галину Петровну корпулентным телом и вливает в горло дражайшей сестре экстракт никотина – картина в высшей степени верибельная, однако его что-то в ней смущало.
– Надо провести следственный эксперимент, – сообщил Иван Иванович деду. – По всем правилам. Весовая категория, объемы в обхвате, эффект неожиданности. Не думаю, что Нина Петровна любезно предложила своей сестре прилечь поудобнее и пошире открыть рот, чтобы ей было удобнее вливать никотин. И да – где она все-таки его достала?
– Мессир, вы наступили мне на тестикулы, – стеснительно воззвал Поля с пола.
– Пардон, – Иван Иванович быстро отдернул ногу, но не удержал равновесия.
Он попытался удержать в руке стакан с водой – де-факто с водой, а де-юре с экстрактом никотина – и грузно, неинтеллигентным кулем рухнул на Полю. По сдавленному писку он понял, что Полино достоинство опять пострадало – и не только де-юре.
– Прошу прощения, – пробормотал Иван Иванович. – Вы же понимаете, Ипполит, для того чтобы провести полноценный следственный эксперимент, мы должны не только выглядеть как его участники, но и думать, и чувствовать, как они. Поэтому я несколько забыл, что ваше тело имеет иные выступающие части, чем тело Галины Петровны.
Чтобы думать и чувствовать, как участники убийства Галины Петровны, экспериментаторы воссоздали их тактико-технические характеристики. Иван Иванович облачился в телогрейку, которую принес Поля и которая подозрительно пахла формальдегидом, а на голову нахлобучил зимнюю шапку. Под шапку он запихнул банное полотенце – дабы добиться объемов Нины Петровны и ее монументальной прически. Он душил лежащего на полу Полю и травил его «никотином».
– Кстати, мессир, – сообщил Поля. – А почему именно я изображаю жертву? Я бы тоже хотел попробовать себя в роли душегуба!
Иван Иванович строго взглянул на него и поправил шапку указующим жестом:
– Для неокрепшей юной психики подобный экспириенс крайне чреват. Вот допишете статью в журнал, рецензируемый ВАК, тогда и посмотрим. Открывайте рот, Поля.
Поля послушно раскрыл рот. Иван Иванович в очередной раз печально взглянул на второй нижний моляр, тронутый кариесом, и влил в ассистента крепкий кофе.
В ход пошла уже пятнадцатая чашка – и глаза Поли загорелись невиданным доселе возбуждением. Он даже дрыгаться начал неподдельно отчаянно. «Каков артист, – восхитился Иван Иванович. – Главное, местному театральному кружку не показывать. А то уведут, как пить дать уведут!»
Однако вслух он холодно произнес:
– Поля, не переигрывайте. Делайте скидку на гендер персонажа. Учитывайте, что вас уже убивает никотиновая эссенция, и вы растерянны и несообразительны. Не надо выковыривать мне глазные яблоки!
– Но это свойственно женщинам, – резонно возразил Поля. – Одна моя… кхм… знакомая говорила, что ногти – это оружие женщин, дарованное им самой природой. Вот я и подумал, как женщина…
– Разве я упоминал, что у Нины Петровны были царапины на лице? Или не хватало одного глаза? Так что не надо, Поля, пошлой самодеятельности. Работайте с материалом, вживайтесь в человека!
– Хорошо, – вздохнул Поля и встал с пола. – Пожалуй, пойду настроюсь. Но я замечу, мессир, что это в высшей степени странно: чтобы женщина – и не нанесла лицевые травмы своему обидчику. В высшей!
Иван Иванович проводил взглядом ассистента, который направился настраиваться в туалет, вздохнул и тоже решил проветриться. В телогрейке было жарко, полотенце под шапкой давило на мозг, но чистота эксперимента требовала жертв. Поэтому Иван Иванович решил глотнуть свежего воздуха – насколько это позволял томный вечер, окутанный туманом выхлопных газов.
Он вышел из квартиры, замешкался на секунду, раздумывая, стоит ли оставлять обездверенное жилище, – и направился к лестнице.