24 часа

Стэн появляется в дверном проеме, вид у него настороженный. Он одет в рубашку от пижамы поверх майки и в штаны – видимо, поспешно натянул их, прежде чем спуститься на нижний этаж. Это тощий и довольно болезненный на первый взгляд мужчина, который, похоже, знавал и лучшие времена.

– Здравствуйте, Стэн, – говорю я с надеждой в голосе.

– Я видел их. Вашу маму. Она выглядела очень… – он тщательно подбирает слово, – обеспокоенной.

– Еще бы…

Бедная мамочка. Во что, черт возьми, я ее втянула?

– И вашу девочку видел. Хорошенькая малышка.

У меня в животе что-то болезненно сжимается.

– Да? – Я смотрю на него. – И…

– И мужчину с автомобилем. – Пауза. Я пытаюсь сдерживаться, рассматривая майку Стэна под его пижамной рубашкой. – Это был крупный мужчина.

– Крупный?

– И светловолосый.

О господи! Неописуемый страх, который был пока далеко, обрушивается на меня.

– А он… Что это была за машина? – Я, плохо разбираясь в автомобилях, отчаянно пытаюсь вспомнить, на каком ездит он. – Большой и серебристый?

– Я не уверен. – Стэн явно встревожен, он напряженно размышляет. Затем смотрит на меня, и в его глазах появляется блеск. – Да. Возможно.

Значит, совсем не такой автомобиль, как у инспектора Морса.

– А он… Вы, случайно, не заметили… – Я показываю на свою макушку. – Он уже начинает лысеть? Как раз на макушке?

Стэн задумчиво смотрит куда-то вверх:

– Пожалуй, да.

Мэл.

Но он ведь в Америке.

Или не в Америке?

Тогда: после Сюзи О’Брайен

Мне не казалось, что меня сколько-нибудь серьезно интересует Мэл. Я как можно дальше отгоняла от себя мысли о том, что я чувствую, считая его лишь незначительным эпизодом. Если между нами что-то и было, то я просто использовала его в своих целях: чтобы расслабиться, чтобы снова почувствовать вкус к жизни. В тот день, когда Сьюзан, извинившись и объяснив мне все, вышла из кафе, я осталась там и сидела в течение добрых десяти минут, глядя на стену, на часы и больше ни на что, если не считать официантку, снующую взад-вперед. И я осознала, что ошибалась. На фоне шокирующих откровений Сьюзан ощущение разочарования показалось мне огромным. Чувства, которые я скрывала от себя, улетучивались, пока не осталась одна я – прозревшая и испуганная. При взгляде на недавнее прошлое мне почудилось, что я ждала от этого мужчины чего-то большего, – тогда как он, по-видимому, не испытывал ничего, кроме отчаяния и ненависти.

Я заплатила за кофе и вернулась на работу. Возле стола дежурного администратора Мэйв передала мне распечатку присланных на мое имя сообщений. Среди них, как ни странно, было одно от Сида.

– Что-то насчет школьных каникул? – с сочувствием спросила Мэйв. – Школьные каникулы и развлечения для детей – это жуткая головная боль, правда?

– Спасибо.

Я взяла у нее листок бумаги с сообщениями и зашла в свой кабинет. Плотно закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней.

Что теперь?

У меня оставалось минут десять до прихода следующего клиента. Решив разобраться с сообщением от Сида попозже, я позвонила Эмили. Но она, похоже, находилась на каком-то совещании.

Я стала размышлять, а не позвонить ли мне в полицию. Даже положила руку на телефонную трубку. Но что я могла сказать о Мэле? «Послушайте, господин полицейский, некий мужчина, с которым я разок переспала, переехал в северный Лондон, по всей видимости, ради того, чтобы жить рядом со мной, и он ненавидит меня, потому что я как-то раз провела краткую психотерапевтическую беседу с ним и его женой, после чего они решили разойтись. Нет, он никогда не вел себя по отношению ко мне враждебно».

Не раздумывая долго, я взяла трубку и позвонила Сиду. На звонок ответила женщина, и это меня смутило, пусть я и знала, кто это.

– Позови, пожалуйста, Сида, – сказала я.

Зачем утруждать себя любезностями? Она ведь явно этого не делала.

Последовала пауза, из трубки послышался вздох.

…Я видела, как Джоли сидела у окна художественной галереи в прозрачной одежде, отделанной кружевами. Это было на открытии одной из выставок Сида после того, как у нее случилась «ссора» с ее менеджером, – на улице возле пожарного выхода. Я не могу вспомнить, какая именно это была выставка, но, возможно, тогда демонстрировалась серия «Мадонна поедает Еву». Я видела, как Джоли плачет – жалкая, но по-своему симпатичная, – и слезы капают в ее яблочный мартини. Она могла дать фору даже полуголым официанткам в их фиговых листочках от Вивьен Вествуд[51]. Я видела, как Сид стоял возле этой хорошенькой певицы, которую привел туда Рандольф. Ее подсунул ему Рандольф, который улыбался мне с другой стороны комнаты с таким видом, как будто только что выиграл что-то. Да, у Джоли водились расторопные покровители. Несмотря на слезы, макияж у Джоли так и не поплыл. Тушь на ее ресницах даже ничуточки не размазалась.

Она знала, что делает.