2227. Основано на реальных событиях

— У меня тревожно-фобическое расстройство, — промямлил я. — Мне страшно начинать совместную жизнь, страшно делиться мыслями с кем-то. Это слишком непривычно.

— Да, этот факт есть в вашей медицинской карте. Но отчего вы отказываетесь сдавать свой биоматериал для поддержания популяции человечества? Объясните мне, почему? Вы ненавидите общество?

— Мне… мне страшно… А вдруг будут рождены дети с таким же синдромом, как у меня? Общество должно состоять из сильных личностей, я думаю о благе для всех.

Следователь не сводил с меня ледяного взгляда. Я ощущал себя препарированной лягушкой, которую вот-вот начнут скрупулёзно рассматривать. Мне словно уже разрезали живот, и из него показались кровоточащее нутро…

— Сэр, здесь что-то есть! — вдруг выкрикнул один из обследующих моё жилище. — Кажется, тут люк. Да, точно. Люк.

Взгляд следователя стал зловещим. Он уверенным движением завернул мне руку за спину и силой подвёл ближе к месту, где располагался вход в мой тайник.

— И теперь ничего не скажете, мистер Альберт? — грозно прошипел он. — Ну же, попробуйте объясниться. Что это за тайная комната?

— Это не совсем тайная комната, сэр, — бледнея ещё больше, пробормотал я.

— А что тогда? Для чего вам незаконно расширять своё жилище?

— У-у-у, — из-за того, что в горле внезапно пересохло, мне пришлось сделать вынужденную паузу. — Это у-убежище. На случай землетрясения. Я читал, что такое может произойти и испугался настолько, что решил… У меня много фобий, я боюсь…

Начать рыдать было не сложно, так как я действительно хотел плакать. Мне не хотелось верить, что кто-то сумел до меня докопаться. Я должен был избежать участи прочих, ведь это же я, я, а не кто-то там! Но настоящее твердило, что я такой же неудачник, как и многие до меня. Хватка следователя была таковой, что я её прекрасно чувствовал и, хотя держал он меня за руку, также он мог бы сжимать и мою шею. Я едва дышал от ужаса.

— Проверить помещение, — через звон в ушах донёсся до меня приказ следователя.

Я запаниковал. Пусть мне хватило смелости (или вернее страха), чтобы уничтожить всё своё тайное имущество, но ведь могли остаться некие следы. Некие следы, которые я не заприметил или просто-напросто не догадывался, что могу их оставить за собой. Я ведь был программистом, всего-то программистом, а не полицейским со стажем. Мне не были известны все уловки служителей порядка, а потому ноги мои дрожали…

— Всё чисто! — эти слова заставили меня мысленно возликовать. Я был готов радостно захохотать в голос, но хватка на моей руке напомнила мне о том, что ничего-то я не свободен, вот я и забормотал:

— Я ни в чём не виновен, правда. Не надо меня удерживать, мне страшно. Я ни в чём не виновен.

Скуля так, я в очередной раз почувствовал, как по щеке прочертила дорожку слеза. Мне действительно было себя жалко. И мне действительно было страшно за свою жизнь.

— Пока да, пока я не нашёл доказательств вашей вины. Но не думайте, что вы свободны от подозрений, мистер Альберт.

Следователь отпустил меня и приказал своим людям покинуть мою комнатку. Но никакого облегчения я не испытал. Этот мужчина был прав. И встретившийся мне в парке Никола Тесла тоже был прав. Единожды попав под подозрение, я утратил всю свою свободу. Теперь, если бы хоть при каком-то правонарушении, всплыло моё имя, под меня копали бы и копали. Я стал подозреваемым номер один. За мной даже время от времени следили бы просто так. В моей комнатке чисто для профилактики могли то и дело устраивать обыск.

«Я окончательно лишился права свободы», — аж похолодел я от ужаса. И в этот момент я действительно не знал, чего боюсь больше: лишиться жизни или превратить её в такую же серую унылость, какой жили тысячи других людей.

* * *

Свободным я больше не был. Не иначе, моему руководству поступило относительно меня какое-то распоряжение, раз больше я нигде и ни на сколько не оставался один. Вслед за мной в туалет даже заходил кто-либо из сотрудников, но при этом все делали вид, будто ничего такого в этом нет. Пожалуй, именно в эти дни я остро ощутил, насколько сильно мне не хватает друзей. Настоящий друг подошёл бы ко мне, постарался утешить. Он бы шепнул мне о том, какие тайные слухи относительно меня на работе витают. А так… так мне приходилось только догадываться по вскользь брошенным на меня взглядам, что там у этих людей в головах сидит.

Изменилось отношение ко мне и в магазинах.

— Простите, мистер, — в строгом тоне сказал кассир, — но вы должны выложить из своей корзины часть продуктов.

— Что? Почему? — округлил я глаза и невольно посмотрел на пару человек в очереди. Они стояли позади меня и после сказанного продавцом уставились на мою тележку с продуктами так, как будто бы я скинул в неё с полок магазина абсолютно всё.

— Ваш лимит ежедневных трат составляет двадцать единиц и семнадцать из них уже списаны.

«Три единицы? У меня осталось всего три единицы лимита?!» — округлил я глаза. Мой шок был таков, что я не смог даже произнести тоже самое вслух.