Я начал этот текст с примера мелкого бытового садизма. На самом деле встречаются исключительно изобретательные гниды, умеющие подручными средствами превратить жизнь ближних в ад. И делается это именно ради доминирования: сильные взрослые люди оказываются жертвами какой-нибудь гнусной старухи. Впрочем, такие не брезгуют и куражом над детьми. Сколько садисток работает в детских садах и начальных классах средней школы, и сколько их каждый день тешит свое чувство превосходства, унижая и запугивая мальчиков и девочек, которые не могут даже понять, что с ними делают, а главное, зачем!
Это что касается силы. А есть еще и тема авторитета.
Тут все то же самое. Если человек не может приобрести авторитет, он старается расчесать в ближних его противоположность — а именно, чувство вины.
Про манипуляции этим замечательным чувством написаны, опять же, пухлые тома. Тут тоже есть своя наука и свои приемы. Люди внушаемы, и им всегда можно заморочить голову, завиноватить — что и проделывала та же самая Нина Евгеньевна со своим кашлем и перханьем.
А теперь последнее. Как ни странно, но большая, серьезная тирания — от которой стонут государства и народы — обычно построена на тех же самых принципах. Первое и главное, что делает любой дорвавшийся тиран — это всячески ослабляет народ, делая его жизнь невыносимой, а также разными способами внушая ему чувство вины, долга и прочую сустель и погреботину, неважно, какую именно.
Не буду приводить примеров, за недостатком места. Просто вспомните собственную жизнь — особенно в те моменты, когда вам казалось, что над вами издеваются. Так вот, вам это не показалось — над вами действительно издевались, причем сознательно. Били — и плакать не давали.
∗∗∗
— Мы не освобождали Европу, а оккупировали ее, и до сих пор не принесли покаяния за танки в Праге... — бубнило из телевизора.
Я пытался подключить к своему компьютеру сетевой кабель, но не мог найти гнездо.
— ...последнее убежище негодяев, как сказал Лев Толстой, отлученный от це... — продолжало литься из телика.
— Надя, ну выключи эту дрянь, — попросил я.
— Ну минуточку, — жалобно сказала супруга, — сейчас новости будут.
В этот момент кабель выскочил и змейкой юркнул под стол.
Мне никогда не пришло бы в голову посмотреть на экран телика. Но тут, корячась и пытаясь достать упавшее, я волей-неволей кинул взгляд в том направлении.
В телевизоре вещала старуха, удивительно похожая на Нину Евгеньевну — только одетую в другие тряпки. Старуха самозабвенно вещала что-то о нашей неизбывной вине перед каким-то малым народом.
Я втянул носом воздух и покрутил головой, разгоняя наваждение.
Мне почему-то очень захотелось открыть окно.
Мучители
Допрос в Петергофе
Многих молодых филологов, особенно девушек, привлекает работа гида-переводчика. Посмотреть со стороны — хорошая работа. Ваша трудовая деятельность протекает в музеях, парках и дворцах, по-научному — в дворцово-парковых ансамблях. Обедаете в хороших ресторанах вместе с туристами, а вечером бесплатно смотрите концерт казачьей песни и пляски. И платят за труды вполне прилично. Но сколько в этой работе невидимых миру слез...
Начнем с того, что надо окончить курсы гидов-переводчиков и сдать экзамены по каждому музею, а их в Питере десятка полтора. Гид обязан знать все. Экзамены сдаются на двух языках: на русском и на том иностранном, которым вы владеете. Курсы гидов стоят дорого. А стоимость лицензий на право водить экскурсии? Сколько музеев, столько и лицензий. Ну, хорошо, окончил курсы — оплатил, получил лицензии — оплатил. Теперь можно спокойно работать? Нет, голубчики. Вам придется каждый год продлевать ваши лицензии и платить за десять синих штампов тысяч двадцать, не меньше. А ведь турист может и не приехать или достаться не вам. Туристов с каждым годом все меньше и меньше. Свыклись, куда деваться. Но есть один дворцово-парковый ансамбль, которому хочется дожать гида, повозить мордой об стол — Петергоф.
Каждую зиму извольте явиться в дирекцию Петергофа и сдать экзамен, иначе водить экскурсии вам не дадут. Зачем гидов гоняют каждый год сдавать экзамен, понять невозможно. По-видимому, это доставляет удовольствие дирекции музея-заповедника. В тесном коридорчике толпятся гиды, старые и молодые, обоих полов. Молодежь лихорадочно листает брошюры и справочники, старые кадры относятся к экзамену философски: его в принципе нельзя сдать. Смотрите сами. В Петергофе — около двадцати музеев (каждый год открывают новые!), семь парков. Вас могут спросить — и спрашивают — про любую статую этого гигантского комплекса, про любой из сотни сервизов, выставленных в бесчисленных столовых и спрятанных в запасниках. Сколько чего было при Петре, сколько немцы уволокли, сколько осталось.
— Расскажите про шняву «Мункер» из музея императорских яхт.
— Перечислите подарки от персидского шаха, хранящиеся в музеях Петергофа.
— Напомните историю появления Тафельдекерской и Кофишенской, пристроенных к Ассамблейному залу.