2120. Ловушка для AI

Я с большой охотой налег на картошку с мясом, с хрустом закусывая свежей зеленью с огорода. Степан ел словно нехотя, то подолгу ковыряя ложкой в сковороде, то нарочито медленно отламывая от рассыпчатой картошки, переложенной в тарелку, небольшие куски. И помалкивал, не забывая надувать щеки.

Баба Валя тем временем сняла с огня большой металлический чайник и залила крутой кипяток в другой – стеклянный. Взболтнулись чайные катышки, разворачиваясь и расходясь красновато-коричневой кляксой, словно спугнутый осьминог выпустил чернильную муть. Верхняя часть чайника покрылась испариной. Чайные крупинки успокаивались, кружась и опускаясь на дно. Там тишина и покой… Все в природе стремится к покою и тишине. Кроме человека. Человек вечно создает себе трудности и ищет проблемы на мягкое место, а находя их, сильно расстраивается и клянет злую судьбу…

Степан все же первым покончил с едой, отодвинул от себя пустую тарелку и утер кухонной салфеткой рот.

– Благодарю, – сухо произнес он.

– На здоровьице. Пей-от.

Баба Валя подвинула ему пустой бокал и от души плеснула в него душистого чаю. Степан тотчас уткнулся носом в бокал, держа его за тонкую ручку своими огромными пальцами, будто дитя кукольную чашечку.

– А ты не обижайся, – нарушил я затянувшееся гнетущее молчание.

– Я и не обижаюсь, – прогудел Степан в чашку. Из чашки пыхнуло паром. Будто и не из кипятка крутого, а из самого Степана пар прет.

– Обижаешься. Только это ты меня сюда вытащил, а не я тебе навязался. И я имею, в конце концов, право высказать свое мнение.

– Имеешь, – подтвердил Степан, прихлебывая кипяток. Потом взял со стола чайную ложечку и принялся размешивать ей чай, неистово гремя. Зачем он это делал, было совершенно неясно – сахар в чай он не клал.

– А если ты хотел заполучить локомотив, который безмолвно возьмется тащить твои вагоны, то – извини, ошибочка вышла, – продолжал я, внимательно наблюдая за Степаном.

– Вагоны и без тебя есть кому тащить. – Степан перестал греметь ложечкой, вынул из бокала и уставился на ее никелированную поверхность, будто искал в ней ответы на мучившие его вопросы. – Ты все правильно, конечно, говоришь. Да только разница между нами в том, что я не хочу мириться, а тебе наплевать.

– Нет, почему! – возмутился я.

– Да знаю, знаю. Ты с трудом переносишь мир, в котором живешь, но только для себя. И тебе все равно, что будет завтра, послезавтра, через сто лет.

– Ничего не будет, – от сытного обеда меня порядком разморило и тянуло в сон.

Ложечка, тихонько стукнув, легла на стол.

– Ты так считаешь?

– Уверен. Человечество пережило себя. Предельный возраст. Оно уже давно разделилась на две половины: те, кто любыми способами обдирает ближнего, и те, кого обдирают. Первых становится все меньше – их вытесняет всемогущий АЙ, – а вторых – облапошенных и податливых, словно пластилин, все больше.

– И в чем же, по-твоему, проблема? – заинтересовался Степан.

– Проблема, как мне кажется, в ущербности образования.

– Зришь со своей колокольни? – хмыкнул Степан.

– С общей, Степа, с общей, – поправил я. – Ведь что есть современное образование? Набор сведений, которые должен знать каждый человек, закрепленный примитивными тестами. Никакого мышления, никакой образности – все на уровне долбежки. Это правильно, а это неправильно. То необходимо, без этого можно обойтись, а вот это категорически запрещено. Делай так и не делай этак. Плюс пропаганда, реклама. И все это, Степа, придумали задолго до Глобального Интеллекта и отточили на многих поколениях. А Глобальный Интеллект не более чем порождение замыслов своих создателей: он лишь воплощает в жизнь их видение мира и устремления. А они, по сути своей, просты: обдери ближнего своего; кто успел, тот и съел. И пока существует стимул наживы, будут существовать и те, кто всегда готов продвинуться ввысь за счет другого.

– Ты о чем? – повел носом Степан.

– О главной причине всех бед человечества – о деньгах. Покуда существуют деньги, будут существовать и способы оболванивания и надувательства народа с целью вложить меньше, а получить больше. Или получить, вообще ничего не вкладывая. Главное – дать корректную установку. А кому проще втолковать, будто он без чего-либо жить не может? Человеку без развитого мышления.

– Возможно и так, но вот насчет денег… Это пока единственный стимул заставить человека шевелиться. В противном случае, если он все будет получать за просто так, то окончательно разленится и деградирует.

– А сейчас человек, по-твоему, движется семимильными шагами к светлому будущему. Пойми, Степа: человека необходимо программировать на исполнение им определенных обязанностей перед обществом, на истинные светлые ценности. Я говорю про семью, работу, дом, взаимопомощь, любовь – это должны быть сами собой разумеющиеся приоритеты. А не создавать с самого рождения из него потребителя, а после стимулировать подачками в виде копеечной зарплаты в угоду коммерсантам и банкам, продвигающим свои интересы.

– Значит, коммунизм? – усмехнулся Степа, покивав.