Макарова: Как я дошла до такой жизни: кончила на Бродвее. Ну, во-первых, я еще не кончила, продолжаю. А во-вторых, я очень рада, что прошла через этот опыт. Это большая радость, особенно для русских. Попасть после Кировского театра с классическим репертуаром на Бродвей – даже моя буйная фантазия себе подобного не рисовала. Мюзикл имел необыкновенный успех и получил все возможные награды, которые присуждаются бродвейским постановкам. Не обойдена, естественно, была и прима, так как являлась главным ядром спектакля. Пресса наперебой писала о творческой удаче, я сама не ожидала. Протанцевала я его несколько месяцев и больше не могла (благо у меня были льготные условия и договор). Меня вообще поражает система Бродвея, я не могу понять, как они, актеры, могут выдержать восемь спектаклей в неделю (два дневных) в течение года, иногда двух – тот же самый репертуар, один спектакль. Но я получила большое удовольствие и огромное удовлетворение. По-моему, это дает мне дорогу на будущее, если я захочу перейти в другую сферу, пограничную область… Помимо этого, я поняла, что могу говорить со сцены, не только двигать ногами и руками. Хотя трудно было произносить английские слова, чтобы дошло до публики через оркестровую яму, чтобы понимали все. Так что мне пришлось и с голосом работать.
Минчин: Вам, по-моему, легче говорить на английском, чем на русском?
Макарова: Разговорный язык – это одно, а когда через оркестр, в большом театре – это другое.
Минчин: Судя по отзывам критики, вы справились не только с телом, но и с голосом!
Макарова: Если им верить.
Минчин: Наташа, ваши последние балеты, последние выступления?
Макарова: Сразу после Бродвея я перешла в Метрополитен-оперу, у меня был сезон с Роланом Пети. За короткий срок я выучила три новых балета: «Нотр-Дам де Пари» Ролана Пети – я танцевала с Руди, «Пруст» – очень хороший балет и «Юноша и смерть». А после этого два месяца я танцевала в Ковент-Гарден мой любимый репертуар, из прошлого, с которым я уже выступала: «Манон Леско», «Месяц в деревне». Ну а потом наступил 1984-й год – и я сижу разговариваю с вами.
Есть некоторые мысли, скорее планы – я бы хотела играть в театре, актрисой. Все-таки век актрисы дольше, чем век балерины. И когда мое тело станет непослушно мне, откажется повиноваться (а и такое когда-нибудь произойдет), тогда, возможно, и случится этот переход, транзит. А пока…
Минчин: Ваши ближайшие планы?
Макарова: Танцевать. Заканчиваю постановку старого и редкого балета «Пахита» Петипа. Снимаюсь и танцую для специальной программы на телевидении «Наталья Макарова». Буду танцевать в конкурсе Стравинского в Нью-Йорке. Позже – выступления с Королевским балетом в Лондоне. А весной – премьеры в Париже.
Минчин: Несколько личных вопросов. Жаклин Кеннеди-Онассис – крестная вашего сына. Как это получилось?
Макарова: Очень просто. Я с ней была знакома. В театре мы смотрели какой-то балет. Она сидела в ложе со мной и поздравила меня с рождением ребенка; я ей говорю, что буду его крестить послезавтра, и как-то у меня выпало: «Хотите быть крестной матерью?» – в шутку, с юмором. Она говорит: «Да, с удовольствием» – так это и получилось. Крестила в Нью-Йорке, в Греческой церкви, ортодоксальной.
Минчин: Всем известно о вашей любви к чтению. Ваше мнение о русской литературе
Макарова: Я попеременно увлекалась Толстым, Достоевским, Чеховым; пожалуй, остановилась на Достоевском. Из XX века: как только приехала, набросилась на литературу здесь как голодная, столько всего перечитала, особенно первые три года, пока догнала… Потом увлеклась философией. Наиболее часто перечитываю Набокова, Замятина. Из поэтов близки – я, наверное, не очень оригинальна – Цветаева, Ахматова, Пастернак, Блок, милый Есенин. К Пастернаку часто возвращаюсь.
О литературе там и здесь. Я думаю, что ее там нет, потому что просто и невозможно. Последние, кто были там, уже здесь – высланы или выгнаны. Там можно жить только на прошлом. Возможно, я что-то пропустила за тринадцать лет отсутствия. Но даже те, которые достойны называться писателями, и свое лучшее, наверное, в стол пишут. А как иначе – я не представляю.
Минчин: Ваш любимый балет?
Макарова: «Жизель» прежде всего вошла в мою кровь. «Манон Леско» – балет Макмиллана, всегда доставляет мне большое удовольствие танцевать. Чем хороша эта роль – там все есть: и различные чувства женщины, и драматизм, и юмор, и возможность бесконечно расти в роли. Можно назвать много других – «Евгений Онегин» и… но вы хотите «один». Скажу, что меня всегда больше привлекает танцевать роль, там, где есть драма, где есть, за что ухватиться, из чего можно сделать образ. Наверное, поэтому меня сейчас и тянет все ближе к театру.
Минчин: Вопрос, который вы хотели бы задать самой себе?