Потом они добрались до набережной Петроградского острова, где воздвигались новые наноплантовые небоскребы – сейчас было особенно заметно, что это растения, а не постройки. Сосуды и волокна проглядывали сквозь полупрозрачную паренхиму, которая нарастала на центральный ствол.
Какой-то хмырь, получив немного на лапу, пропустил их на стройку, где взрастала высотка, похожая на длиннющий и слегка изогнутый огурец. Сперва они поднимались на внешнем лифте. Вышли на сотом этаже, дальше подъемник уже не вёз.
– Последние десять этажей идут уступами – карабкаться легко, используя арматуру для высокогорных растений, установленную на простенках, – сказал Эдди.
– Я согласна, но разве ты не сделаешь мне обвязку?
– Не-а, – помотал головой Эдди. – Оно того не стоит. Обвязка, карабин, жумар – всё это не для тех, кто штурмует небо. У нас совсем короткое путешествие; короткое, но прочищающее, как клизма. Наверх пойдем только мы вдвоем.
Она поднималась, умоляя себя не смотреть вниз.
– Когда уже оно кончится, это твое «короткое»? – окликнула она Эдди, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Еще немного. Дай руку. Садись, передохни.
Они находились на карнизе, не слишком широком. От первого же случайного взгляда вниз ей стало нехорошо, и она инстинктивно обхватила спутника.
– Это самые искренние объятия, какие только можно представить. А теперь еще немного вверх, в космос.
Вот они уже на кровле – наклон 29 градусов, «комфортный», как сказал Эдди.
– Отсекай от себя высоту, – требует он. Легко сказать.
И все-таки ей удается усилием воли отсечь от себя высоту, начинающуюся в сантиметре от ее ноги. Теперь это не смертельная бездна, а просто фактор среды. Настя даже поймала волну концентрации; теперь всё, что вблизи, стало четче и массивнее, и даже как-то примагничивало; а то, что вдали и несущественно, затянулось белесой дымкой, как на картинах китайских художников. Двинулись. Десять шагов вдоль балюстрады, теперь по кровле. Ветерок приличный по горизонтали и по вертикали, кровля дрожит и вибрирует.
Она ищет руками и ногами выступы на кровле. Теперь ее ступня ровно на краю бездны, нельзя ни миллиметром правее или левее. Вот чей-то камалот, кто-то тут поднимался со страховочным тросом. Но она круче, ей этого не надо.
И вот они уже под самым шпилем – это наноплантовый цветок с двумя лепестками и заостренным бутончиком. Эдди набрасывает веревку на левый лепесток, ловит конец, делает узел и подтягивает его кверху. Он все-таки заботится о ней.
Вот он забрался на лепесток. Стоя на узкой площадке, левой рукой он цепляется за вмятины в наноплантовом покрытии, а правой вкручивает шлямбур и пропускает страховочный конец через его проушину.
Теперь они оба на полукилометровой высоте над городом, залитом лунным светом. Она и Эдди, только вдвоем. А Петропавловка, Адмиралтейство и Зимний дворец похожи на марципановые сладости.
– Ну что, готова? – спросил Эдди.
– Готова, – не задумываясь, сказала она. То, что глюкософт сейчас нарисовал мост, уходящий к Луне, только придало ей решительности.
– Тогда повторяй всё, что сделаю я. И не забывай – ты теперь связана со всем космосом. Никто и ничто не может нам что-то запретить, ни правительство, ни какие-то православные мракобесы, ни даже весь Земский собор.
Он разбежался по лепестку как по трамплину. И прыгнул.
– Иди за мной, – еще донеслось из бездны.
В этот момент к ней подлетел общественный дрон-телохранитель:
– Гражданка Кораблева, город оценивает ваши намерения, как крайне опасные. Прошу оставаться на месте, сейчас я вызываю аэрокар городской службы спасения.
– Отстань, муха.
И Настя поторопилась, чтобы не передумать. Прыгнула прямо в лунный свет. Перед тем как испугаться, она почувствовала, что-то есть внутри нее и вокруг нее, связанное с ней, прочное и надежное. Это не даст ей погибнуть. Она – супер! Секунд через двадцать полета она ощутила, как что-то удерживает ее, не дает ей камнем свалиться вниз – тонкие до невидимости, эластичные и очень прочные нити, протянувшиеся между высотками, играют роль «тарзанок», что ли. А сам полет был прекрасен. Мимо пронесся Эдди.
– Это здорово! Я люблю тебя! – простодушно крикнула Настя своему герою.
Она могла управлять своим полетом, этими нитями, их натяжением. Она вместе с Эдди пронеслась над мрачно-изумрудными водами питерской лагуны, и снова взмыла вверх.
А потом было ложе любви, в одном из садов на крыше эллинга. Через час Настя поняла: то, что шевелиться в ней – чужая жизнь, и она всего лишь кокон для нее.