2028

Разочаровавшись в тщетности своих поисков, я покинул столовую. Шёл через коворкинг не спеша, уткнувшись глазами в пол. Кто-то из студентов сейчас смеялся над какой-то шуткой, и мне стало как-то тошно от этого. Настроение было паршивое, и ещё паршивее было то, что мне вот-вот заступать на смену с таким настроением. К нему подключилось ещё и это чувство, вновь вспыхнувшее глубоко внутри. На входе висели часы. Я посмотрел время, оставался один свободный час.

Что делать? Нужно хотя бы перекусить, а то я целые сутки ничего не ел. Но аппетита не было вообще. Оставаться здесь я тоже не хотел, не хотел среди тех, кто отдыхает у костра в хорошем расположении духа. Моя мрачная физиономия привлекала бы ненужное внимание, а попытки расспросить, в чём дело, и вовсе бы раздражали.

Я поднялся по ступеням и побрёл по коридору. И впереди, среди потока людей, увидел Илью: поисковик вышел от лестничной площадки и нёс что-то габаритное в руках. Шёл он спокойно, но широким шагом, и его затылок всё дальше отделялся от моего взора, норовя скрыться среди других голов. Я машинально ускорился, осторожно обходя встречный людской поток. Нужно догнать его, спросить. Я ведь хотел сделать это вчера, но так и не решился. Но сейчас упустить момент уже нельзя.

Я ускорил шаг ещё больше, почти сорвался в бег, но спина в чёрном длинном плаще постепенно терялась в гуще. Тут же передо мной один из профессоров опустил тележку и окликнул меня.

— Павел, здравствуй. Не поможешь мне?

Я чуть не налетел на поклажу профессора и не свалил его добро на пол. Это был Константин Александрович. В его тележке была целая гора различных книг. Профессор достал платочек из кармана, снял очки и протёр своё лицо.

— Решил книги перевести на четвёртый этаж, но уже на четвёртой тележке то и… — профессор махнул рукой, улыбаясь. — Хотя не староват, сил ещё – ого-го! — он подмигнул мне. — Но от помощи бы не отказался. Если не отвлекаю, конечно.

Я помялся на месте, посмотрел вперёд: силуэт Ильи уже почти затерялся среди толпы. Мне нужно было к нему, догнать и задать вопросы, ответы на которые для меня сейчас были самым важным, кажется, во всей жизни. Но отказать в помощи Константину Александровичу я не мог: хоть мы и были на разных факультетах – Константин Александрович был доцентом кафедры истории, – но знали друг друга очень хорошо. И дело было даже не в этике, когда тебя просит преподаватель. Я просто не мог отказать этому человеку.

Я молча кивнул и подошёл к тележке.

— Спасибо, Павел. Да вот, подумал тут, что неплохо было бы нам организовать свою внутреннюю библиотеку, чтобы все книги и рукописи в ней хранились. Конечно, у нас есть уже библиотека, но туда-то попасть трудно… — Константин Александрович надел очки, положил платочек в карман и пошёл рядом. Я, взявшись за ручки, покатил телегу вперёд. — Особенно в последнее время. А ведь и ста метров-то не будет от университета до её входа. За пол минуты можно дойти. Раньше. А сейчас…

Одетый в серый официальный костюм, невысокого роста преподаватель вошёл на лестничную площадку и пропустил меня вперёд. Я развернул телегу и спиной стал подниматься наверх. Колесо чуть подпрыгивало на каждой ступени. На четвёртой одна из книг свалилась с вершины горы и упала на бетон.

— Я подниму, — сказал Константин Александрович, медленно нагибаясь и поднимая со ступени кожаный переплёт. — «История политических учений», — сказал он, смотря на обложку. — База в изучении политологии.

Я выкатил тележку на пролёт, развернулся и стал подниматься дальше. Профессор следовал снизу, придерживая книжную гору.

— Я раньше преподавал эту науку, хотя сам историк по образованию. Да и себя определяю больше к истории, — продолжил Константин Александрович. — А по политологии вёл пары. Эта наука эклектична, включает другие направления, и этим она сложна. Но поднимает в изучении очень важные вопросы. Наверное, настолько важные, что на них некогда стоял весь наш мир.

Наконец, преодолев последнюю ступень, я выкатил тележку в коридор четвёртого этажа и уже вёз её по прямой. А профессор шёл следом, продолжая:

— Я вот сам осознал, что именно изучает политология. Это не политические процессы, как таковые, не действия политиков, а первопричины, мотивирующие их создавать эти самые процессы. По сути, политология человека изучает, анализирует его с разных сторон, но в контексте политической деятельности. Вот у немцев, — Константин Александрович достал ключи, подошёл к двустворчатой двери и начал поворачивать замок. Я стоял рядом, молча слушая, — эта наука называлась философией политики. Философия тут ключевое слово. А философия познаёт глубинную природу человека, его взаимодействие с миром. Человек – главный объект изучения, который и на сегодняшний день полностью не раскрыт.