Преподаватель Медицинской школы при Калифорнийском университете Норман Казинс убедил себя в том, что каждый человек владеет особой целительной энергией, которой просто не умеет пользоваться. Впервые он вылечил себя в десятилетнем возрасте от туберкулёза. В конце семидесятых он подхватил редкую болезнь, которая за год превращает здорового человека в паралитика и убивает, и опять вылечил себя сам. Единственным подспорьем от медицины стали слоновые дозы витаминов, которые колол ему его приятель, врач-еретик. В 1983 году Казинс перенёс инфаркт миокарда и остановку сердца — обычно такая комбинация приводит к панике и смерти. Казинс не стал ни паниковать, ни умирать и, может быть, живёт до сих пор. Антон читал его книгу «Анатомия болезни». Он читал так много всего, почему же он до сих пор едва ковыляет и морщится от боли? Наверно, ему следует навести порядок в первую очередь в своей голове.
Матрёша вошла в дверь медленно, двигаясь как автомат, и с совершенно потухшими глазами, остановилась, наверно, искала Антона. Он помахал ей от столика. Она молча прошла, опустилась на стул прямо в шубке и застыла как манекен.
— Ленка вернулась, — ровным, тихим голосом сообщила она.
— Ленка? Какая Ленка?
— Из нашей группы.
— Откуда вернулась? Зачем ты мне это говоришь? — Антон забеспокоился, всё ли у Матрёны хорошо с головой. Уж очень странно она себя вела.
— Она ехала в этом поезде, — всё так же бесцветно произнесла Матрёна.
— И уже в Москве?
— Она из Петербурга сразу же улетела, не могла там быть после всего. А Машка погибла, которая в «Одноклассниках».
Матрёна перестала говорить и теперь сидела, уставившись в одну точку. Антон встал, прошёл к бару. Водки не было, взял коньяк, сразу полстакана. Матрёна выпила залпом и, кажется, не поняла что. Потом напиток начал действовать, её поза потеряла напряжение, она сняла руки с колен, положила на столик. Чёрный опасался, что после ступора её сорвёт на истерику, но обошлось: коньяк выводил из шока достаточно мягко. Наконец она подняла глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на Антона.
— Как хорошо, что у нас есть Седой!
— Да. — Чёрный не стал спорить. — У нас есть ещё кое-что. Дай руку.
Девушка с удивлением протянула ладонь, Антон примерился и надел ей на средний палец кольцо.
— Вот так. Поноси пока. Его имя — Единорог.
— Оно тоже из этого, нейзильбера? — Матрёша рассматривала кольцо.
— Типа того. Оно тебя защитит.
— От чего?
— От всякого, нам ненужного.
— От чужих мыслей тоже? — тут же уточнила она.
— От этих должно, а от своих тебя никто не спасёт! — Чёрный с намёком покачал головой. — А что за чужие мысли?
— Да ерунда всякая. Лезет в голову, а я её прочь гоню.
— Правильно, гони её! — Антон улыбнулся. — Ерунда нам не нужна. Нам нужны только полезные мысли.
— Представляешь… — Она смотрела на него расширенными глазами. — Я поймала в своей голове мысль, что можно было бы поразвлекаться с тренером! Из «Жирафика»! Такая дичь.
— А что? — Антон изобразил недоумение. — Да и развлеклась бы. Велико дело!
— Ты что?! Как ты можешь так говорить?! — Матрёна покраснела, потом побледнела, вскочила и была готова броситься вон из кафе.
Тут Чёрный по-настоящему испугался последствий своей неумной шутки. Как же он мог забыть, что взрослый цинизм не для ушей девятнадцатилетней девушки! Её мир ещё устойчив и справедлив, и он сейчас нанёс удар по этой самой устойчивости мира. Нужно было срочно спасать положение.
— Матрёш, да я пошутил! — Антон криво улыбнулся. — Ну что ты так? Я, правда, пошутил, прости дурака.
Он взял её за кисть руки и тихонько погладил. Матрёна дулась и отводила глаза, но руку не отняла. Он потёрся о её ладонь щекой, как старый верный пёс, и ещё раз повторил: «Прости».
Девушка снова опустилась на стул. Антон старался изо всех сил и через полчаса дождался первой слабой улыбки. Матрёна на него больше не обижалась.
Непонятно, от чего защищало кольцо, только Матрёне по-прежнему было плохо. Она постоянно чувствовала себя усталой, всё валилось из рук, мысли ползали со скоростью улиток, сосредоточиться на учёбе стало непосильным трудом. Девушка бродила по дому как бледная тень, мать обзывала её мокрой курицей и грозилась оборвать Интернет. Матрёна слабо огрызалась, что тогда перейдёт на вайфай. Полностью наступила зима, теперь нельзя было подкрепиться даже энергией и теплом солнышка. Спортзал был оставлен, на него больше не было сил. Даже к Антону она старалась лишний раз не выезжать — слишком далеко. Общались по аське.
— Как там пузечко?
— Пузечку хорошо, мне плохо.
— Тебе совсем плохо?
— Как месяц назад. Такой же мандраж в душе. Давай подумаем, в какое время тебя начали проверять?
Антон кутался в одеяло, хотя в комнате было достаточно тепло.
— Хорошо спросил… Наверно, когда тебе плохо стало. А может, и когда твой отец заболел. Мне кажется, Властелины знают, о чём говорил Брюс. И сейчас продолжают, выходит?
— Нет, сейчас основной момент…
— Когда всё должно проявиться?
— …снятия твоей жизненной силы для меня.
— А! Вот про что они говорили!
— Да. Теперь проверяет уже жизнь.