2012. Танго для Кали

— Я уже выросла. — Матрёна поняла, что ситуация безнадёжна, придётся вести длинный бессмысленный диалог.

— Только ума не нажила. Тебе ко скольки на учёбу?

— Мама! Я третий раз повторяю, у меня болит голова! Я не пойду в институт!

— Так голова не попа. — Мать неуклюже попыталась шутить. — Завяжи и лежи.

— Вот я и лежу! Здесь! Сама! И не надо мне мешать!

— Ты как с матерью разговариваешь?! Ты ещё палец о палец не ударила, копейки не заработала, а на мать орёшь! А кто за твою учёбу платил? Кто тебе есть-пить готовенькое выдаёт? Антон твой? Только голову глупой девке дурит, мужик взрослый. А ты и рада за ним бегать. Да никому ты, кроме матери, не нужна!

— Не смей про Антона! — Жаркая волна ударила Матрёне в голову, перехватило дыхание, сердце споткнулось и застучало в два раза быстрей. — Антона не трогай! Никого не трогай! Ты ничего не понимаешь!

— Да, мать дура, мать не понимает! Мать тебе только всего хорошего хочет, работает на тебя всю жизнь!

— Мне срать на деньги! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Всё оставьте! — Матрёна сделала попытку вскочить с дивана, колени подогнулись, и она упала на четвереньки. Её трясло, зубы стучали так, что она удивлялась, неужели мать этого не слышит? Ей хотелось одного — оказаться подальше от этих людей и этой квартиры, нужно было бежать, спрятаться. Матрёша поползла к двери.

— Ты чего? Что с тобой? — растерялась мать. Теперь она по-настоящему испугалась. — Матюшенька!

Мать протянула руку, чтобы погладить Матрёшу по голове. Матрёна не поняла, что и как произошло, но её голова сама собой резко дёрнулась навстречу, и зубы ляскнули рядом с маминой рукой. Потом она упала и разрыдалась.

— Психичка! Успокоительное тебе надо пить! На людей бросаешься! — Мать теперь трясло не хуже Матрёши. Она побледнела, выпрямилась, почти минуту простояла, остолбенев, потом опустилась на пол рядом с Матрёной и заплакала вместе с ней. Матрёна подползла, уткнулась, как бывало в детстве, в мамкины колени, мать привычно её обняла, и они дружно ревели вместе, пока не закончился запас слёз.

— Доченька, что случилось? — Матрёна уже отстранилась, мать вытирала последние текущие по её лицу слёзы и поправляла волосы. — Я же тебе только помочь хочу.

— Мама, ты не можешь мне помочь, поверь мне. У меня проблемы.

— В институте? Так то не беда, не страшно. Вот на работе проблемы бывают. А у тебя они ещё детские.

— Нет, не в институте.

— А где?

— Мама, я не могу рассказать. Это бесполезно. Ты просто не поймёшь, мне самой нужно справиться.

— Да как это, родная мать не поймёт?

— Я не сумею объяснить, мама. Поверь. Ты можешь только мне не мешать. Пожалуйста, я очень об этом прошу. Позволь мне разрулить всё самой, не вмешивайся. И не дёргай меня из-за мелочей. Мне и так плохо.

— Ну, полежи сегодня, отдохни. Может, тебе морсика сделать, вон затемпературила вроде? А?

— Мама, можно я просто так полежу? Чтобы тихо было и никого не было? Так мне будет лучше всего.

— Как хочешь. — Мать, оскорблённая в лучших чувствах, поджала губы. — Поменьше в компьютер смотреть надо, голова не будет болеть.

Наконец она поднялась и покинула помещение. Матрёна вернулась на свой диван. Её продолжала трясти мелкая дрожь, то ли от нервного взрыва, то ли от на самом деле поднимающейся температуры. Время от времени ей становилось трудно дышать, и в сознании поднимались волны знакомого уже страха. Сил не было совсем, она погрузилась в ровное тупое отчаяние и полную безысходность.

— Что я могу рассказать тебе, мама? Что я пытаюсь вспомнить, что мне говорил человек, который умер три века назад? Да? Мне нужно, нужно, нужно вспомнить. А я не могу. Я убью себя, если не вспомню.

Впрочем, сил на осуществление этого намерения у неё всё равно не было. Матрёна ещё немного тихонько поплакала и погрузилась в сон.

— Я не знаю, что это было со мной в этот раз, но этот был самым сильным, — вечером рассказывала Матрёша Чёрному.

— А ты представь, каково наркоманам, у них бывает ещё сильнее. Иногда такое случается от психоделиков.

Такое бывает, ничего страшного не случилось, ей совершенно не нужно бояться — вот что Антон очень хотел до неё донести.

— Да, я уже думала, что это может быть просто ломка. Но я же не употребляла ничего никогда! Твои наркоманы сами это всё вызывают.

— Это тот же самый эффект. Веришь?

— Я верю. Чёрт.

— Хорошо, что верит, тогда получится.

— Они так тоже проходят через переоценку. Свою.

— Я всегда была против наркотиков, а теперь мне эта радость, как им?

— Нет, тебе не так, тебе без веществ, наяву.

— Зашибись!

— Ну что, полегчало?

Антон с надеждой дожидался ответа. Матрёна писала что-то длинное.

— Да-а. Знаешь, есть такое состояние, «пофигизм» называется, когда всё до звезды. Я на всё могу забить, кроме одного. Я никогда, никогда не смогу спокойно реагировать, когда оскорбляют дорогих для меня людей! Я никогда не позволю им обвинять тебя. Наши проблемы можем решить только мы, изнутри, здесь и сейчас. А когда они начинают говорить, что из-за тебя у них со мной портятся отношения, я не могу сдержаться. Я готова с собой что-нибудь сделать.

— Вот этого не нужно.