Лена подняла опустевший пакет и побрела обратно. Она обошла ещё два вагона, вернулась, потом сходила ещё раз. Девушка замёрзла и устала, но она не могла позволить себе остановиться – так она чувствовала себя нужной, при деле, так немного отступал страх. Она уже знала, что один вагон оторвался полностью, его даже не было видно оттуда, где остановился состав, но не могла заставить себя добраться с помощью до него – было очень страшно.
Откуда-то сбоку ударили лучи света – прорвалась первая машина «скорой помощи». От места катастрофы до станции было почти сорок километров, всё случилось в глухом лесу, дорога сюда была только одна, и то почти непроезжая. Единственное здание в округе – домик подстанции – уже было занято тяжело пострадавшими, но это был очень маленький домик.
Лена как раз в очередной раз освободила пакет, когда ночь прорезал дикий вопль боли. Кричал мужчина, он был далеко, но кричал очень громко. Лену затрясло. Какая-то женщина у костра принялась мелко и часто креститься. С той стороны прибежал молодой проводник с абсолютно белым лицом, согнулся пополам, и его вырвало. Вопль продолжался.
– Что там? – спросил кто-то.
– Ему ногу, живому, режут, – выдохнул проводник. – Под вагоном застряла.
Лена поднялась и, пошатываясь, побрела в свой вагон. Мужчина продолжал кричать, она зажала уши, но не могла не слышать этого жуткого звука. Она забралась в вагон и уставилась в темноту за окном. Её трясло, то ли от холода, то ли от нервов. Она не знала, сколько прошло времени.
– Выгружаемся! – раздалась зычная команда. – Не торопясь, не толкаясь, с вещами – на выход! Все переходим в другой состав.
Люди, нагруженные багажом, медленно высыпались из вагона, скучились у дверей.
– Не толпимся, не толпимся! Проходим вперёд!
Лена влилась в ручеёк хмурых, мрачных людей. Они шли в полной темноте, запинаясь о шпалы, скользя в снежной каше, слыша лишь шум от дыхания соседей, жалобы и причитания женщин, сдавленную ругань мужчин и периодические окрики:
– Поторопись! Не отстаём! Не теряемся!
До подобравшего их поезда было полтора километра. Поезд уже был забит под самые потолки, но всё принимал и принимал людей. Сидели впритирку на нижних и верхних полках. Здешние пассажиры старательно поили вновь прибывших корвалолом, горячим чаем и более крепкими напитками. Их довезли до полустанка, пересадили в «Сапсан». На нём уже доехали до Петербурга.
– Анто-он! Ты слы-ы-ышал?! Ы-ы-ы-ы! – Матрёна ревела в трубку белугой. Чёрный даже испугался, как бы не промок и не выключился её телефон.
– Что слышал?! Что случилось, Матрёш?!
– По-о-ы-ы! По-о-ызд! Наш по-о-езд! Взорва-а-ли-и!
– Какой наш поезд?! Ты о чём, мать?
– Не-э-эвский экпре-э-эсс! На-аш! Понимае-эшь? – Кажется, она чуть-чуть успокоилась. До Антона дошло, что она пытается ему рассказать, и он присел, где стоял. Ничего себе! Тот самый поезд, на который он почти совсем уже взял билет, попал под теракт. Их спасла случайность или?.. Чёрный вспомнил, как в беспамятстве покинул агентство. Сдаётся ему, он знает, как это «или» зовут и какого цвета у него волосы.
– Мать, но мы же никуда не поехали! Чего реветь-то? Мы тут, в Москве, целые и невредимые. Перестань быстро!
– Мы могли-и поеха-ать! – Матрёна подумала о том, что их миновало, и снова взялась рыдать.
– Мы не поехали! – выделяя голосом каждое слово, прокричал в трубку Чёрный. – С нами всё в порядке!
– Это нас хотели-и, на-а-ас!
– С чего ты взяла?!
– Я знаю-у! Мне сказали!
– Что тебе сказали?
– «Там должны б-бы-ыли быть вы. Мы х-хотели отправить в-вас отдохнуть. Вас хотели у-убить, м-мы это узнали, и, до того как появилась у вас м-мысль, мы её уб-брали из головы». Вот!
– Ничего не понимаю. О чём это?
– Об экспресс-се! То-очно-о!
– Не лезет!
– Куда?
– Никуда не лезет! Мысль об экспрессе никто никуда не убрал, значит, они не об этом. А если убрали, то мы не знаем о чём. Или ты знаешь?
– Не зна-аю.
– Тогда что ревёшь?
– Стра-ашно!
– Мать, ты сама говорила, что мы на войне. Ну-ка, перестань плакать, ну что ты как курица!
– Кто я?! – Было слышно, как Матрёна задохнулась от возмущения. – Кто?!
Телефон отключился. Чёрный хмыкнул и полез в Интернет узнавать новости.
Матрёша проплакала ещё где-то с час, уже не из-за теракта, а от обиды на Чёрного. Он! Её! Обозвал! За что?! Она для него на всё готова, а он! Её! Наконец ей надоело прокручивать в голове одно и то же, слёзы высохли, и она подумала, что надо бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей или ей снова грозит депрессия. Антона видеть она сейчас не желала. Институт прогуливала всё равно, на последнюю пару приходить просто смешно. О! Она поняла, куда ей нужно пойти – конечно, в спортзал! Нет ничего лучше физических нагрузок, когда нервишки шалят.