2009_1-2(601)

Вспоминая слова одного из наших классиков о Западе как «стране святых чудес», можно отметить, что во многом это его определение остается в силе и в наши дни. Правда, не в том плане, что все, что делается на Западе, свято, с этим как раз проблематично, а в том, что богат этот край на чудеса - такого начудит, что весь остальной мир пораженно обмирает. Вот и в области «главнейшего из искусств» (словами другого классика) он впереди планеты всей, поражая планетное наше сообщество приквелами, сиквелами, а то и вовсе какими-  то блокбастерами. Блистают кинозвезды, деятели тамошнего кино вручают друг другу и сами себе разнообразнейшие награды (все, как у нас, но на порядок более напыщенно), выходят новые и новые шедевры, поражающие воображение затраченными на них суммами, «спецэффектами» и актерской игрой. Тяжела, кстати, доля западного артиста - только представьте, каково это вживаться то в образ зомби, то вурдалака, то маньяка-убийцы. 

Деньги во все это вбухиваются немалые. Говорят - бизнес. Говорят, де, окупается. Порадуемся за тороватый западный люд, столь умело торгующий грезами, но... Но «терзают смутные сомнения» - только ли прибыль является определяющей при создании каждого из этих западных чудес или же есть за всем этим и что-то еще? Попытаемся рассмотреть этот вопрос на примере такого интереснейшего западного жанра, как «фильм ужаса».

В рамках первоначальной разметки границ проблемы отметем попытки отнять пальму первенства у западного мира распространением темы ужаса на пионерские рассказы о «красных туфельках» и душащих пионеров шторах. Советский киношедевр «Вий», китайские рассказы о лисицах и  людоедах, эвенкийский фольклор и все прочее в этом роде также не могут быть поставлены в ряд с тем явлением, которое встает за определением «западный фильм ужаса». Сравнить мы их, конечно же, можем, но это сравнение будет того порядка, как если мы попытались бы сравнить игрушечный кораблик с реальным авианосцем. Налицо разница, при которой стоит говорить о «переходе количества в качество», причем переходе многократном.

Различные попытки подражания жанру, предпринимаемые кинодеятелями других обществ, тоже не могут идти в счет в силу как слабости эффекта, так и заведомой вторичности. Налицо явное лидерство и явное же первородство в этой области именно западного мира, а потому имеет смысл говорить о «фильме ужасов» как явлении типично западном.

Стоит отметить прежде всего, что жанр эволюционирует на глазах. Зародившись вместе с кинематографом, он рос, креп, постоянно менялся и в наши дни представляет собой практически безотказный крючок для почти любого обладающего зрением представителя рода человеческого. И, конечно же, молодежь оказывается в первых рядах уловленных «ловцами человеков».

Западное кино вообще несет в себе двойственный информационный заряд - с одной стороны оно, подобно одиссеевым сиренам, очаровывает и лишает воли, но с другой - у человека думающего оно же вызывает разочарование и отторжение. Один и тот же поток информации, оказывается, способен вызывать совершенно разный эффект. Это тот непредусмотренный штатным расписанием случай, когда крысы способны побить гаммельнского крысолова за допущенную им фальшивую ноту, или когда привязанному к мачте Одиссею вдруг становится плохо от замеченной им уродливости сирен.

В данном случае второй информационный поток порой перехлестывает через главный, и идейное убожество западного синематографа явственно проступает сквозь его красивость и безотказность. Явление фильмов ужасов - лучший тому пример.

На мой (дилетантский) взгляд, в подоплеке западной культуры фильма ужасов можно выделить ряд слоев. Первый из них это, как выразился одни из современников, «экзистенциальный ужас бытия». Второй можно было бы назвать «политзаказом». Третий, наивысший, слой этой пирамиды - это слой, который стоило бы назвать «религиозным». При этом все эти слои разнообразнейшим образом взаимодействуют друг с другом, образуя достаточно сложный конгломерат связей и отношений.