— Тритикале есть в нашем хозяйстве. Очень продуктивная культура. Мы получали урожай по 120 центнеров с гектара. К сожалению, зимостойкость тритикале пониженная, поэтому выращивать ее нужно южнее. Но для этого необходимо наладить семеноводство… А что касается обещаний, то чаще всего селекционеры и ученые верно прогнозируют будущее, в том числе и создание новых сортов, но, к сожалению, редко их достижения используются в практике. И это уже беда общества, в котором они живут и работают.
— Хотите еще одно «чудо»? — улыбается ученый и протягивает мне колос, похожий на метелку пырея. — Не смотрите, что он такой невзрачный, это действительно чудо-колос, сорт «усатая пшеница». Очень уж мягкие у нее усы, поэтому и название такое. Если высевать три с половиной центнера зерна на гектар, то на поле вырастает зеленая щетка. Она закрывает землю, сорняки забиваются, гибнут. Урожай очень высокий!
— Лев Николаевич, если можно, приведите примеры того, как вы чисто научные исследования реализовали в практике.
— За почти полувековую историю Главного ботанического сада Академии наук таких примеров было, конечно же, много. Я даже не смогу перечислить их. Остановлюсь лишь на тех, которые, на мой взгляд, дают представление о работе наших сотрудников. Обязательно нужно упомянуть о пшенично-пырейных гибридах. Они широко пошли от Прибалтики на юг и по всей Нечерноземной зоне. Это большое достижение. У нас есть, к примеру, сливо-алычевые гибриды. Плоды достаточно вкусные. Но половину коллекции растащили. В «Снегирях», где она выращивалась, не было охраны. Хищения у нас очень большие… Другой пример. Из Средней Азии привезли люцерну. Оказалось, что здесь она более продуктивна, чем там! Начали разбираться: как такое может быть? Выяснилось, что когда-то эту культуру «перенесли» на юг из средней России, но забыли об этом. Люцерна вновь возродилась у нас… Кстати, многие кормовые культуры начинали свой путь на поля из нашего сада. Плюс к этому лекарственные растения… Нет, невозможно даже перечислить все!
— А Москве вы помогаете? Столица вправе требовать от вас участия в ее озеленении, не правда ли?
— Я выступал на заседании правительства Москвы и привел такой пример. Все, конечно, видели тюльпаны у стен Кремля. Они — результат нашего сотрудничества с ассоциацией голландских цветоводов. 15–20 сортов тюльпанов в Голландии носят русские имена — это все совместные работы. К сожалению, теперь связи между нашими странами практически прекратились. За экспертной оценкой к нам не обращаются, а потому закупают наиболее дешевый, а значит, плохой посевной материал, даже зараженный разными болезнями… Раньше мы не имели права привезти без проверки ни одной луковицы, или ее надо было выдерживать в карантине два года. А теперь разве кто-нибудь контролирует этот поток? Итак, мы дали Москве прекрасные тюльпаны. То же самое можно сказать и о розах. Наша коллекция — две с половиной тысячи сортов роз. К сожалению, теперь она будет уменьшаться. Дело в том, что раньше мы укрывали их лапником, делали металлический каркас, обтягивали его вощеной бумагой, сверху накрывали поролоном и полиэтиленом. Сейчас еле-еле хватает денег на лапник. Если будет крепкий мороз, то такое укрытие не спасет, и полколлекции погибнет… Так что молимся, чтобы сильных морозов в Москве не было.