2000 № 06

На призывном пункте в райкоме комсомола Советского района города Москвы происходило распределение: кого в штаб полка, во взводы управления, в аэростатчики и прожектористы, в разведчики, связисты, слухачи… Но все это было не для нас с Любой — мы хотели в зенитчицы, на батарею, хотели стрелять из орудий.

После карантина нас распределили по батареям.

…И вот мы, два десятка девушек, недружным разноперым — еще были в своем, гражданском — строем бредем по тропинке к ограде из колючей проволоки.

— Кто идет? — окликнул часовой.

— Это я, сержант Гришаев, новобранцев веду.

Обходим строение из свежевыструганных досок. Над дверью резная рамка с надписью: «Добро пожаловать, дорогие девушки!»

— Что это?

— Подарок вам, — отвечает сержант, — дамский туалет.

В действующих войсках 53-й зенитно-артиллерийской дивизии Центрального фронта противовоздушной обороны надлежит нам служить верой и правдой. Здоровенные крупнокалиберные 85-миллиметровые орудия теперь уже нашей 23-й батареи стреляли по фашистским танкам, когда враг был у Москвы, и продолжают бить по вражеским самолетам: ночью — заградительным огнем, днем — прицельным. Солдаты возле орудий с любопытством рассматривают нас, улыбаются, шутят: «Куда вас таких молоденьких прислали, из-под пушек гонять лягушек?». Нам было по 17–20 лет.

После принятия воинской присяги началась настоящая служба. Часть батарейцев была отправлена на передовую, а мы должны как можно быстрее освоить боевую технику и заменить их. Нам выдали обмундирование. Ну и смешные мы в нем были. Ведь тогда еще не существовало военной формы для женщин, и нас одели в солдатские брюки и кальсоны не по росту, в длинные шинели, а на ногах — американские ботинки с обмотками. Орудийщики не смеялись над нами, наоборот, всячески старались помочь обрести приличный вид: укорачивали длинное, учили накручивать обмотки и портянки, пришивать подворотнички.

Тут выяснилось: зря мы с Любой воображали, что будем палить из орудий: тяжелые затворы зениток и снаряды к ним оказались не по силам. Чем же нам, новичкам, придется заниматься? Первым делом нас подвели к какому-то прибору в виде длинной горизонтальной трубы, объяснили, что это дальномер. Он определяет дальность и высоту до цели, но работать на нем могут люди, обладающие особым стереоскопическим зрением. Из 20 человек только у двоих оказалось подходящее зрение: у Тони Давыдовой и у меня. Нас с Любой разлучили: ее и еще семерых девушек определили на ПУА-30 — прибор управления зенитно-артиллерийским огнем, Тоню и меня — дальномерщиками, остальных — связистами, разведчиками, слухачами и еще одну девушку — Анку Соловьеву — пулеметчицей. Командир батареи капитан Гурин огласил на вечерней поверке приказ о распределении специальностей и предупредил, что сам лично будет экзаменовать по уставам, по знанию матчасти орудий и приборов и умению быстро и четко работать на них.

У дальномера. Подмосковье. 1942 год.

Слухачи за работой.

Пушки образца 1939 года обороняют Москву.

«Весть о приходе в войска ПВО девушек была воспринята настороженно. Многие, особенно кадровые командиры, не могли и представить себе, как будет выглядеть присутствие «слабого пола» на огневых позициях, в суровых условиях боевой обстановки. Справятся ли девушки с военной «премудростью», которая испокон веков была уделом мужчин? Но вот прошло 3–5 месяцев учебы, боевой работы и — тревоги оказались напрасными. Девушки почувствовали свои силы и возможности. Вскоре они показали пример хорошего знания своего дела. В совершенстве овладели специальностью зенитчиц, «вносовцев», прожектористок и аэростатчиц», — писал командующий Московским фронтом ПВО Д. А. Журавлев.

На зенитных батареях обязательно должно быть непрерывное дежурство — днем, ночью, в дождь, в туман, в солнечную погоду. И обязательно те, кто в наряде, кто стоит на посту или сидит у своего агрегата, должны поглядывать на небо.

Разведчик, дежурящий с биноклем в руках на командном пункте, пристально вглядывается в глубину небес и, если он вдруг замечает там объект, докладывает начальству: такой-то самолет или, к примеру, воздушный шар, сигнальная ракета — красная или зеленая — летит таким-то курсом. Ну а если вражеский самолет— дежурный разведчик бьет жезлом по висячей рельсе, это значит ТРЕВОГА, «положение № 1». Весь личный состав сломя голову бежит к орудиям и приборам, расчеты занимают свои номера, а командиры отделений докладывают: «Первое орудие готово!», «Второе…», «Третье…», «Прибористы…». «Дальномер готов!» — кричит наш сержант Гришаев. И тут же приказ комбата: «Дальномер, высоту!»

Мы впились глазами в окуляры, разворачиваем трубу дальномера, ловим цель, совмещаем с ней риску и кричим: «Высота такая-то! Дальность такая-то!» Прибористы вращают маховички ПУАЗО, вводят в свой прибор управления зенитно-артиллерийским огнем нашу информацию и направляют орудия на цель.

— По самолету! Огонь!

Все это мы выучили до нашего первого настоящего боя, во время учебных занятий.