2-герой-2

— Ага, вот тут как, — сказал сотник и вытянул из-под кровати раскладной стул, задвинутый туда час назад Доном Маллиганом. Збышек, окончательно проснувшийся, извлек из ушей «звучки», проигрыватель выключил, положил руки на одеяло и стал ждать продолжения. Сотник потряс стул за спинку, проверяя его надежность, потом очень вольготно уселся, развернул, не обращая на Збышека никакого внимания, к себе рэк медсерва, вызвал на монитор медкарту Збышека и принялся просматривать графики, время от времени переключая режимы детализации. Збышек — не двигая головой — переводил взгляд с лица сотника на его руки, на монитор, и обратно. Сотник ни шиша не понимал ни в медсервах, ни в графиках, это было видно хотя бы по нарочитой небрежности, с которой он пытался оперировать с контактами скроллера, постоянно промахиваясь по ним и попадая, в результате, не туда, куда намеревался.

Оружия у Збышека не было никакого. Проигрыватель весил двести грамм и из положения «лежа» не было ни единого шанса оглушить им сотника на имеющее смысл время. И никакой информации, кроме невнятных ощущений Дона, уклончивости Нурминена, странного посетителя в казачьей форме и отсутствия на шипоносце Хелен Джей. Последние известия Збышек смотрел часа четыре назад, до завтрака еще. Збышека передернуло при воспоминании о завтраке. Он всегда считал себя парнем непритязательным во всем, что не касалось компьютеров-процессоров-принтеров, в мире воистину довольно более ярких радостей и дел, чем вкусная жратва, на которую, вдобавок, тратится гораздо больше денег, чем на невкусную, но на жратву же. Но овсянка — в таких количествах — без продыху — без надежд — ненавижу овсянку!.. Главное, неясно, за что меня так доктора ненавидят?.. Что, сотник, кисла курятина, с кем ты в шахматы сел играть, убогий? — подумал Збышек чуть ли не с жалостью: сотник поджал губы, закрыл панель «ментограф» и откинулся на спинку стула. Грязный приемчик, казачок с кулачок, подумал Збышек.

— Вот так все время, — сказал он. — Чуть только добрый доктор Браун, или не менее его доктор мистер майор Такаги, захотят узнать, о чем же таком-каком думает пациент Какалов, так сразу и получается, что думает он о жратве да о жратве. Психоз. И доктора, скорбя и не желая, назначают в целительных целях — хорошо сказано! — такой рацион, чтоб начисто отбить у пациента Какалова всякую даже мысль о ней, проклятой. Опять же — экономия. Вы мне сочувствуете?

— Бросьте, Какалов, бросьте трепать языком, — лениво сказал сотник. — Там, где надо, вам черепушку вскроют не медицинским ментографом. А боевым ментобуром.

"О-го-го! — подумал Збышек, сохраняя на физиономии искательное выражение. — Ой, плохи мои дела! Но пора хамить."

— Слушай, ты, опричник херов, — сказал Збышек. Слова «опричник» сотник не знал, но «херов» воспринял правильно. — Кого ты тут на паузу ловишь? Я ж таких, как ты, в Пространстве в косички заплетал!

— Какалов, — сказал сотник. Он примерно держал удар. — Заткнитесь. Хуже будет. У меня еще нет официальных бумаг, но неофициально могу намекнуть: плохи твои дела, парнишка!

"Тоже мне, бином Ньютона," — подумал Збышек, с огромным интересом внимая словам сотника.

— Ты, парниша, с минуты на минуту будешь арестован по подозрению в государственной измене, как активный шпион НК в Галактике, и вообще падла, — продолжал сотник, не опускаясь до злорадного тона. — Надо же — Звездный Приз ему вручили! Шкура… одних ребят сколько полегло на полях сражений. Ларкина ваша из жопы чуть не выпрыгнула, сорок лет с гадами воюя. А он. Шкура продажная, херова. Шкура ты, опер, и весь ваш Аякс не лучше. Наигрались в войнушку, сикось-накось… Теперь, братан, если сразу не шлепнут, а помилование вымолишь чистосердечным раскаяньем, — наворочаешь плазмобуром камушков на Принстоне, а чего доброго и на Мирном!

Почти во все верит сам, отметил Збышек. Ну ясно — инструктаж, патриотизм, бдительность, то, се. Пся крев! Зачем он меня блокирует, если ордера нет? За Ларкин ты мне должен, казачок числом до сотни, а остальное — опустим с интересом. Контайн, милый, где там у тебя щелкнуть?

— Ножки-то тебе работодатели, небось, выключили? — полюбопытствовал сотник. — Не угодил чем?

"Но блок это, или "убит при попытке к бегству"? — соображал Збышек. — Или, что реальнее, "при попытке сопротивления аресту", какое там бегство с моими-то ноженьками? Тогда чего он треплется, а не делом занят? Нет. Все равно ордер нужен, кроме того, Какалов, ты что, регистраторы-то работают, на голоса сразу среагировали, это же «Стратокастер»! Е-мое, это же «Стратокастер», вокруг же сплошные наши, а тут наших бьют! Казаки иногородних мочат! И тишина…"

Жаль Дон наверняка не сообразит, подумал Збышек. Я и сам не сразу сообразил.

— Чего молчишь-то, дядя Вася? — спросил сотник. — Не ожидал? При-из ему, Малую Премию, матушка Анастасия по телевизору благодарности ему, шкуре, выносит… Говна-творога! — опергруппа Маллигана! Ну, хочешь сказать? Говори, говори, смелый!

— Я так понял, ордера на арест у тебя нету? — вежливо спросил Збышек.