– Франки… – выдавила я надрывно. – Что случилось, Франки? Я… Я помогу тебе. Я позову кого-нибудь. Боже мой… Пожалуйста, я не справлюсь…
С булькающим звуком Франки выдохнул остатки воздуха из легких и впился ногтями в мою ладонь, стиснув до боли. Моя рука потянулась к его волосам, ласково перебирая и утешительно гладя, будто это могло как-то умалить его муки.
– Я здесь, Франки. Я с тобой. Франки…
После этого он вдруг затих, и карие глаза сделались стеклянными, какими были в нашу первую встречу, когда он спал, по привычке не смыкая век. Он заснул, только в этот раз сон был не утешением – сон был смертью.
Лишь спустя несколько минут, когда жар огня стал наступать со всех сторон, я осознала, что давно глажу и обнимаю покойника. Кровь залила мне штаны, кофту, обувь. Крик застрял где-то в горле, задушенный скорбью. Рыдая, я поползла к двери и там поднялась. Ноги были ватными. Я кубарем спустилась с крыльца, поранив бедра и ободрав ладони, которыми уперлась в промерзшую землю.
Когда я пришла в себя и оглянулась, всю лабораторию уже поглотил огонь. Где-то там огонь пожирал и тело Франки. Испачканное дымом и слезами лицо остужали громоздкие хлопья сыплющегося с неба снега – первого на Аляске за эту наступающую зиму. Во рту жгло от сухости, и я выставила язык, ловя несколько снежинок, будто это была самая необходимая мне сейчас вещь – глоток воды.
Жители уносили ноги, кто куда. Пожаром был охвачен весь парк: вагонетки, туннель любви, фургоны, несколько шатров… Даже вагончик Ваты. Я кинулась к нему, но газовый баллон под днищем разразился взрывом – меня оттолкнуло, едва не опрокинув на спину.
В царящей вокруг суматохе, будто красный флаг в темноте, я увидела один-единственный знакомый силуэт.
– Джесс? – удивленно выдохнула я вместе с паром, и моя сестра обернулась.
Перед глазами все поплыло. Я закашлялась, выдавливая из себя ту гарь, которой успела надышаться. Когда я проморгалась, никакой сестры не было – передо мной стоял Мэтт, испачканный в саже, как и в тот день, когда я спасла его из горящего фермерского дома. Я вдруг обнаружила, что сижу прямо на земле, а мальчишка склоняется надо мной с любопытством.
– Наверняка думаешь «И почему его везде преследует огонь?» – мрачно ухмыльнулся он. – Помнишь, как в детстве я сожгла все отцовские спички, а ты не стала брать вину на себя и выдала меня с потрохами? Ужасная старшая сестра!
Мне показалось, что я ослышалась. Я сглотнула снег, окропивший губы.
– Что ты такое говоришь, Мэтт?
– Не Мэтт.
– Что?
– Я перестала скучать по тебе. И по Эшли тоже. По маме только иногда тоскую… Но у меня снова есть семья. Новая. Они крутые, – Мэтт хмыкнул и выпрямился, а в следующую секунду его силуэт пошел рябью, и передо мной предстала Флейта. Я отшатнулась назад так резко, что упала, и та звонко хихикнула. – Черт, не видела у тебя такого перекошенного лица с тех пор, как подбросила тебе в постель игрушечную змею! Тебе что, не нравится наша игра? Я думала, эта шведка твоя лучшая подруга…
Силуэт пошел рябью повторно, и я увидела Криса.
– Или так лучше? – Мягкий, бархатный голос был идентичен ему, только… Неправильный. Неестественный. Не он. – Ты, кажется, сохнешь по этому красавчику. Помнишь своего бывшего Макса? У них одинаковые скулы и форма носа. Кажется, тебе нравится один и тот же типаж. Что, снова не угодила?
Я затрясла головой и подогнула колени, обхватывая голову руками.
– Мне все это снится… Снится. Наверно, у Франки что-то сгорело, какая-нибудь химия…
Я отняла несколько пальцев от глаз и, взглянув на силуэт сквозь просветы, выгнулась дугой от дрожи, встретив собственное отражение.
Другая Джейми присела напротив, и я почему-то подумала о том, что, оказывается, со стороны вовсе не выгляжу такой толстой, как в зеркале. Сейчас нас отличала лишь сажа, в которой было перепачкано лицо близнеца – и ничего больше.
– Мама говорила, что мы с тобой как две капли воды. Но я красивее, хоть и младше, – сказала она, и я наконец-то увидела: рябь снова пошла волной и слезла с нее, как кожура с апельсина.
Ее глаза напоминали мне об отце. Скулы узкие, угловатые, как и все лицо, с еще большим обилием веснушек. Да, мы всегда были похожи, но не сейчас, когда Джесс походила скорее на исчадие ада, нежели на тринадцатилетнюю девочку.
– За что ты так со мной? – всхлипнула я, глядя в глаза родной сестренке, к которой так спешила все это время в Орегон. – Как? Что ты тут делаешь? Я ведь… Я шла к тебе, к тете Ларет, к Эшу. Я пыталась…
– А потом передумала и вернулась назад в лагерь, ну да, как же.
Я помнила Джесс веселым подростком, с которой мы ели мороженое со вкусом жвачки и смотрели сериалы по вечерам. Сейчас весь мой мир затрещал по швам. Опять.
– Я не передумывала. Это было вынужденно, – начала оправдываться я и спросила: – Как ты это делаешь?
– Что делаю? Меняюсь? – Джесс ухмыльнулась, и на секунду я увидела в ней нашу маму, затем – отца.
Я вскрикнула и ударила ее наотмашь по щеке, ощутив прилив жгучей ярости.