1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Нет естественного возрождения русского начала. Культура, отдав себя власти, уже не заговорит своим языком. Не будет прежнего влияния классики на русскую жизнь ♦ Русское самоопределение и война. Пушкин спокойно относится к военному уничтожению людей. Войну выиграл человек, призванный по повестке из военкомата ♦ Хамское отношение нашей цивилизации к мертвым. Поле под Ржевом – 1941, «наступление через полусгнившие скелеты» ♦ История казни Клары Петаччи, лгущая память. Расстрел Петаччи в миг победы, нераздельность триумфа от убийства. Войну выиграл человек, научившийся убивать. «Кем тогда был я?» Слой людей-убийц застрял у нас во власти.

Михаил Гефтер: Но очень важный вопрос, который ты поставил: сегодня нет естественного, натурального, ненатужного возрождения русского начала. А русское было связано с культурой и империей. Империи нет, либо начинать ее придется заново. Что до культуры, та в такой степени отдала себя власти, стала орудием ее воздействия на людей, что теперь ей трудно заговорить своим языком. И тем более не добиться прежнего влияния на русскую жизнь, какое было.

Глеб Павловский: В этом смысле России более не существует.

Да, ты прав.

Не существует даже в большей степени, чем во времена Советского Союза.

Пожалуй. Уж чем во времена войны 1941 года, несомненно.

Вообще замечаю, для русского самоопределения предпочтительно время войны.

Конечно. Для консолидации, для ощущения себя человеком. Война 1812 года, Гражданская война, Отечественная. Не считая промежуточных.

Пушкин писал о Николае: «Россию вновь он оживил войной»! Кто бы еще нас так оживил?

Да. «Россию вдруг он оживил войной, надеждами, трудами»²⁷. У Пушкина довольно спокойное отношение к военному уничтожению людей. Он стал меняться в этом смысле только к концу жизни. Даже о Льве Толстом есть воспоминания, как пришел к нему старый товарищ военных лет, еще по Кавказу. И Толстой оживился – старик, проповедник ненасилия, войну проклял: «Ах, как мы рубали их, как рубали!»

Это непротивленец наш?

Да-да! Отношение к себе на войне другое. У нас в институте был вечер, какой-то праздник, кажется, День Победы. И выступал один неприятный тип. Комиссаром был крупного партизанского соединения во время войны. Рассказывает, как они сделали засаду и, едва появились грузовики с немцами, открыли по ним стрельбу. Тут докладчик загорается и кричит в полном упоении: «Трупы, трупы, трупы, трупы!» А рядом со мной парень сидит и зло шепчет: «Ага, вот откуда вас понабирали, мерзавцев». Молодое советское поколение в этом романтики не находило. Упоения, которое приходит во время боя: бежишь, стреляешь. Врываться в окоп, колоть.

Ну, вы больше отступали, чем врывались в окоп. А там тебя ранили.

Да, со мной вышло неудачно. Но это большой вопрос. Я твержу, что мое поколение антифашистское. Да, но выиграл-то войну человек, которого призвали по повестке из военкомата! Он выиграл войну, а не мы.

Коренной вопрос об отношении цивилизации к смерти. Русская душа русской душой, есть и горний ангелов полет, но у нас, вообще говоря, хамское отношение к смерти. Ты б видел нас подо Ржевом в 1941-м! В голову никому не приходило никого хоронить. Ужас! Не представляешь кошмар, когда надо идти в бой, и идешь сквозь полусгнившие скелеты. Какой тут мог быть порыв?

Никто не собирал тела, да?

Ну да. Отступая, бросали и не хоронили.