1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Фашизм. Нерешаемость какой задачи он замещает? Невыносимое единодержавие США. Кто мы в новом непарном мире? Угроза фашизма как слово-подставка. Коммунист – крестоносец человечества, фашист воплощает его отрицание. Абажуры из кожи. Новая планетарная теснота, экзистенциальное отчаяние. «Фашизоид перспективнее фашиста». Выход – поднять планку достаточного. Политика совместимости несовместных. Погибшее поколение 30-х жило страшно, трудно и безмятежно.

Глеб Павловский: Чем для тебя сейчас так уж интересен фашизм?

Михаил Гефтер: Меня в данном случае интересуют два тезиса. Фашизм как проблемный вызов. И второе – действительно ли с ним расправились? Или фашизм и далее будет воспроизводиться как внутренний вызов для Homo sapiens? Насилие, расизм – все это неинтересно, хотя существенно. А воспроизводится ли фашизм как заново актуальный вызов? И что в таком случае мы под этим понимаем?

…Коренной вопрос – не какую задачу фашизм исполняет или какой потребности он соответствует. А нерешаемость какой задачи, неосуществляемость какой реальной потребности фашизм замещает.

Вот вопрос: есть у нас фашизм или нет? Детский вопрос. Предположим, что есть. Хотя с чего ему взяться? Дело не только в том, кого режет злодей, а в его сверхзадаче. Сверхзадачу фашизма разъяснить очень трудно. Вот главное – опережающий фашизм утилизирует неготовность неготовых. Опережая, он творит бесповоротность, при которой следующий виток действия невозможен без его присутствия. Неготовность к чему, какую? Неготовность к новой реальности.

Уход сверхдержавной парности с превращением ее в единодержавие США невыносим для советского человека. Для России вопрос выступает сочлененно с другими вещами – кто мы в новом непарном мире? Что мы для себя вообще? Может быть, проще научиться бытовать, живя изо дня в день?

Если мы не используем уже понятие «коммунист», зачем нам термин «фашист»?

Ну, понятие «коммунист» мы используем.

На уровне ельцинской прессы, то есть кухонной брани.

Между прочим, и добросовестная активность, взращенная в 70-х годах, тоже по происхождению из коммунизма. Все эти директора, которые проворачивали бог знает что, от которых зависели города, которые строили в них больницы, под которыми ходили тысячи людей. Коммунистический предприниматель был человек дела, и он принимал решения. Секретари горкомов тащили на себе планы, согласуя несогласуемое. Если все отсылать наверх, в министерства, СССР бы давно рухнул без этих всесильных секретарей. Которые все на месте увязывали, звонили: «Подбрось-ка ему труб». Безо всякого бартера. Достаточно было секретарю сказать: «Подбрось!»

Не натяжка ли именовать коммунистами этих директоров? Все-таки разговоры о коммунизме идут под значком, относящим феномен к прошлому. А разговоры о фашизме в Москве идут по-другому, вот вопрос.

Потому что в отношении коммунизма невозможен Нюрнбергский процесс. А к фашизму пристал эсэсовец в наихудшей форме – комендант Аушвица Ильза Кох²⁴, с абажурами из человеческой кожи.

Я думаю, это и мешает исследованию феномена. Если уж абажуры из кожи, парой к этому жди «аргумент», произносимый с простительной интонацией – мол, наша Колыма все ж не Аушвиц. Аушвиц, но без абажуров!

Да, конечно. А уж война в Персидском заливе, та почти антифашизм! Вот как все запутались. Мы в наших разговорах исследуем собственную трудность.

Есть простое решение – не использовать слов, которые тебя смущают. С фашизмом – ситуация отвода глаз. Ходим вокруг тысячи идиотов, которые выпускают газетки, где фотографируются в эсэсовской форме. И всплескиваем руками: какой ужас!

И требуем, чтобы их судили в Нюрнберге судом народов!

При этом никто не знает, где реальная зона риска и что там в зоне. Мне кажется, «фашизм» – слово-подставка. Применительно к России пароль «угроза фашизма» – это слово-подставка.

Хорошая мысль – слово-подставка. Как и коммунизм. Все-таки коммунист, в страшно запущенном и почти уже стершемся виде, был крестоносец человечества. В то время как фашист – это человек, концентрированно выражающий полное отрицание человечества. И оба символа работают в химерической сфере давно истраченного людьми.