1991: измена Родине. Кремль против СССР

Резюмируя вступительную часть к этой главе, хочу сказать еще вот что. В перестроечные времена аббревиатура «КГБ» в результате упомянутого выше массированного «творческого наезда» интеллигенции была огульно и несправедливо предана остракизму и в конце концов канула в Лету. (Вот, кстати, кому мешало? В Белоруссии КГБ, например, жив-здоров.) Однако на фоне самой глобальной геополитической катастрофы XX века смена вывески – историческая погрешность. «Держит» же, по словам того же генерала Бобкова, Путин (читай ФСБ) сегодня страну, как не удалось удержать ее в свое, более спокойное, время могущественному Комитету госбезопасности. Держит, конечно, в том числе и благодаря тому, что уже знает истинную цену историческим передергиваниям и подлогам, или тому, например, что желчь, сегодня кажущаяся обличением творца, рано или поздно обретает свой естественный ядовитый цвет и, словно химический реактив, разъедает государство. История требует фактов. Ей нужна истина, а не эмоции. Осуждение истории абсурдно. Эта глава посвящена всеобъемлющей правде о КГБ в период развала Советского Союза.

Николай Леонов

Леонов Николай Сергеевич – бывший руководитель Аналитического управления КГБ СССР, генерал-лейтенант. Родился 22 августа 1928 г. в Рязанской области. В 1983–1991 гг. – заместитель начальника внешней разведки КГБ СССР. Доктор исторических наук, профессор МГИМО.

– Так случилось, что именно при вашем поколении – в том числе и чекистов – был разрушен Советский Союз. Вы занимали ключевые посты в системе государственной безопасности и, в силу своих должностей, наверняка просчитывали различные варианты развития событий. Почему, предвидя самый катастрофический для государства сценарий, КГБ не оказал реального сопротивления развалу страны?

– Всякая попытка возложить ответственность за гибель тысячелетней империи на какую-либо отдельную государственную структуру несостоятельна. Потому что она означает, что виноват кто-то один, а с других снимает вину, выгораживает. Что касается Комитета госбезопасности – а я прежде всего принадлежал к разведке, к Первому главному управлению, где проработал с 1958 года, почти всю свою жизнь, – то важно понять, что эта структура не определяет судьбу государства. Не было у Комитета госбезопасности в то время никаких функций, никаких ресурсов, которые могли бы сделать этот институт ответственным за гибель или, наоборот, за укрепление государства. КГБ представлял собой систему датчиков, поставленных на теле государства, на его структурах, для того чтобы сигнализировать партийным и, в какой-то мере, государственным органам – если иметь в виду Совет Министров, о состоянии дел на том или ином участке в стране с точки зрения госбезопасности.

КГБ не имел никакой военной силы, никаких воинских частей, тем более частей, имеющих тяжелое вооружение, которые могли бы всерьез повлиять на ситуацию в стране. Не считать же такой силой разбросанные на огромной территории и имеющие очень узкие служебные функции погранвойска численностью в 240 тысяч человек; эти силы никогда не предполагалось использовать ни в каких других целях, кроме охраны границы.

Цель же разведки КГБ была рассказывать о зарубежных оценках положения в нашей стране. Это были носившие жизненный характер сообщения, грубо говоря, иностранных шпионов или каких-то зарубежных исследовательских центров, порой даже лучше нас самих разбиравшихся в ситуации в Советском Союзе и честнее о ней говоривших. То есть мы их глазами проверяли положение дел у нас в стране. Хотя, конечно, остальные структуры Комитета госбезопасности самостоятельно измеряли температуру тела организма нашего государства.

– Но у вас же, в конце концов, была возможность в виде ГКЧП?