Одним из немногих соединений Красной Армии, которые сохранили боеспособность, попав в окружение в Западной Белоруссии, была 24-я Железная дивизия. После удачных боев 25 июня в районе Трабы — Субботники ей все же пришлось отступить. В один из переходов дивизия проследовала краем Налибокской пущи. К старой государственной границе ее части подошли 3 июля, но оказалось, что сооружения Минского укрепрайона заняты противником (частями все той же печально «известной» 29-й дивизии из группы Гудериана). После нескольких неудачных атак на КП дивизии неожиданно прибыл командир 21-го корпуса генерал-майор В. Б. Борисов. Он приказал комдиву 24-й прорвать 4 июля оборону противника и вывести в направлении пос. Узда корпусное управление и остатки 37-й стрелковой дивизии полковника А. Е. Чехарина. По словам бывшего работника штаба 245-го ГАП В. В. Черношея, 37-я дивизия до 29 июня вела боевые действия на территории Вороновского и Ивьевского сельсоветов северо-восточнее и восточнее Лиды. После ожесточенных боев обескровленные и лишившиеся большей части вооружения подразделения 37-й СД отошли в сторону Гавья, Ивье, Бакшты, а затем — в общем направлении на Минск. Под Лидой погибли замполит дивизии и замполит 245-го артполка полковые комиссары Н. П. Пятаков и В. Г. Завьялов. Прорыв прошел удачно, немцы были выбиты из Узды, но комкор-21 сложил при этом свою голову. Эту локальную операцию можно считать последними по времени организованными действиями советских войск в приграничном сражении в западной части Белоруссии. 6–7 июля, разгромив в районе Слуцка тылы мотодивизии СС «Райх», 24-я ушла в Полесье. Генерал К. Н. Галицкий намеревался вывести дивизию на Рогачев, но 10 июля ее подразделения были атакованы частями 43-го армейского корпуса вермахта с танками и при массированной поддержке авиации. Прорваться на восток не удалось, и Железная дивизия повернула на юг, еще дальше в глубь пинских болот.
Самое позднее сообщение о боях к западу от Минска относится к 11 июля 1941 г. Там, у хутора Сосенки, чуть севернее Столбцов, южной части Налибокской пущи, 479-й пехотный полк 258-й ПД 7-го армейского корпуса 4-й полевой армии, следуя маршевым порядком, наткнулся в лесу на остатки какой-то советской части. По оценкам самих немцев, там было до двух батальонов пехоты с тяжелым вооружением. Боеприпасов у них, вероятно, было крайне мало, и нацисты одержали победу, несмотря на отчаянное сопротивление. «Бой в лесу был тяжелым и каверзным для наших войск и потребовал от наших солдат больших нервных затрат… Снова и снова наши углубившиеся в лес части подвергались обстрелам с тыла. Почти везде в наших рядах обнаруживались бреши, через которые просачивались русские. Хорошо замаскировавшиеся на деревьях стрелки противника вступали в бой и открывали огонь только, когда видели в прицелы своего оружия спины наших солдат. Такой неожиданный для наших солдат стиль ведения боя создал им немало трудностей». В ходе побоища — иначе назвать не могу — было убито 580 человек, из них 14 офицеров, три политработника, два врача и две женщины. В плен же было взято всего 69 военнослужащих, в том числе четыре офицера. В числе трофеев было три гаубицы калибров 122 и 152 мм, три пушки калибра 76 мм, 12 противотанковых орудий и три зенитных. Потери немцев были значительно меньшими: 27 убитых и 69 раненых. Указывалось, что в ликвидированном подразделении имелась радиостанция, но она работала только на прием; действиям его командира полковника Соколова немцами была дана высокая оценка.
Первоначально я с горечью подумал — еще один «глухарь», ничего уже не установишь. Одного Соколова, начштаба 1-го корпуса, я вспомнил сразу. Он значится пропавшим без вести с 28 августа 1942 г. Это мало что говорит, ибо в таких случаях дата часто показывает не реальное время исчезновения командира, а дату регистрации данного факта в Управлении кадров, но все же мне показалось, что это — «не тот» Соколов. Прошли сутки, и я вспомнил, что еще один Соколов был где-то в 21-м корпусе. Начал лихорадочно шарить по файлам и вскоре нашел. С. И. Яничкин, 247-й стрелковый полк 37-й дивизии, батарея ПТО, рядовой. Его печальный рассказ расставил все точки над «i». Совпало все: и фамилия командира, и дата. Не было лишь привязки к местности и уверенности, что полк мог уцелеть в тылу врага до такого позднего срока.