Весь отряд на чем свет стоит ругал Италию, и резиновые спагетти, и уксусное вино, кроме Дика и Стива, которые вдруг стали любителями итальяшек и купили себе грамматику на предмет изучения языка. Дик уже навострился довольно ловко имитировать итальянскую речь – в особенности перед служащими Красного Креста, – прибавляя ко всем известным ему французским словам букву «о». На все прочее ему было наплевать. Было солнечно, вермут оказался чудным пойлом, города, и игрушечные церкви на пригорках, и виноградники, и кипарисы, и синее море казались декорациями к какой-то старомодной опере. Здания имели театральный и курьезно-величественный вид; на каждой голой стене сволочи итальяшки намалевали окна, и колоннады, и балконы с жирными тициановскими красотками, свисающими через перила, и облака, и полчища толстозадых херувимов с ямочками.
Вечером колонна расположилась на главной площади какого-то забытого Богом пригорода Генуи. Дик, Стив и Шелдрейк пошли в кабак выпить; там они очутились в обществе корреспондента «Сатердей ивнинг пост», который вскоре набрался и заговорил о том, как он завидует их прекрасной внешности и полнокровной юности и идеализму. Стив придирался к каждому его слову и гневно утверждал, что молодость – это самая поганая пора жизни, и что он, черт бы его побрал, должен быть рад и счастлив, что ему сорок лет и он пишет о войне, а сам не воюет. Эллис добродушно заметил, что они-то ведь тоже не воюют. К величайшему неудовольствию Шелдрейка, Стив отрезал:
– Конечно, мы не станем воевать, мы, черт побери, embusqu'es.[123]
Дик и Стив удрали из кабака и помчались, как лани, чтобы Шелдрейк не успел догнать их. За углом они увидели трамвай с надписью «Генуя», и Стив вскочил в него, ни слова не говоря. Дику ничего не оставалось, как последовать за ним.
Трамвай обогнул квартал и выехал на набережную.
– Клянусь Иудой, Дик, – сказал Стив, – этот проклятый город горит.
За черными остовами лодок, вытащенных на берег, стоял столб розового пламени, похожий на гигантскую керосиновую лампу; широкое зарево лежало на воде.
– Слушай, Стив, уж не заняли ли Геную австрийцы?
Трамвай грохоча летел дальше; кондуктор, взимавший с них плату за проезд, казался совершенно спокойным.
– Inglesi?[124] – спросил он.
– Americani,[125] – сказал Стив.
Тот улыбнулся, похлопал их по плечу и сказал что-то про президента Вильсона, чего они не поняли.
Они сошли с трамвая на большой площади, окруженной огромными аркадами, в которых завывал резкий, сладковато-горький ветер. Франтоватые господа в пальто разгуливали по чистеньким мозаичным тротуарам. Город был весь мраморный. Все фасады, обращенные к морю, розовели от зарева.
– Тенора, баритоны и сопрано уже на сцене, сейчас начнется спектакль, – сказал Дик.
Стив пробурчал:
– А хор, по-видимому, будет представлен австрийцами.
Они продрогли и зашли выпить грогу в сияющее никелем и зеркальными стеклами кафе. Официант сообщил им на ломаном английском языке, что горит американское нефтеналивное судно, наскочившее на мину, горит вот уже третий день. Длиннолицый английский офицер, стоявший у стойки, подсел к ним и рассказал, что он приехал в Геную с секретной миссией; отступление было позорнейшее; оно до сих пор еще не приостановилось; в Милане поговаривают о том, что придется отходить за По; сволочи австрийцы не заняли всю сволочную Ломбардию единственно потому, что стремительное наступление дезорганизовало их и их армия находится почти в таком же поганом состоянии, как и сволочи итальянцы. Сукины дети итальянские офицеры все еще болтают об укрепленном четырехугольнике, и если бы за итальянской линией не стояли французские и английские войска, то они бы уже давным-давно продались немцам. Да и во французских войсках настроение довольно кислое. Дик рассказал ему, как у них крадут инструменты, стоит им на секунду отвернуться. Англичанин сказал, что воруют тут прямо неслыханно; он как раз разыскивает следы целого вагона солдатских сапог, исчезнувшего где-то между Вентимильей и Сен-Рафаэлем; в этом заключается его секретная миссия.
– Целый груженый вагон испарился в одну ночь! Неслыханно… Поглядите-ка на этих типов – вот за тем столиком; каждый из них – австрийский шпион, каждый в отдельности… Но сколько бы я ни лез на стены, арестовать их нельзя… Какая-то дерьмовая мелодрама, прямо как в Друри-Лейн. Хорошо еще, что вы, американцы, подоспели. Если бы не вы, немецкий флаг уже сегодня развевался бы над Генуей.
Он вдруг поглядел на часы-браслет, посоветовал им купить в буфете бутылку виски, если им хочется еще выпить, потому что сейчас кафе закроют, сказал «будьте здоровы» и исчез.