1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Вот партия интеллигентов – она слышима, видима, очень влиятельна. Царь и его окружение в июне 1906-го разгоняют первую Думу – кадеты отвечают на это знаменитым Выборгским воззванием. Призывом к населению Российской империи не поставлять правительству солдат и не платить налогов – сокрушительнейший призыв. Но уже в сентябре от него отказываются! Думаю, здесь роковой момент, когда партия интеллигенции потеряла шанс стать действительно партией народной свободы. А ведь историк Павел Николаевич Милюков мог ожидать, что правительство, столкнувшись с таким призывом, если не капитулирует, то пойдет на решающие уступки. Что ж, пробуй, испытывай. А раз не способны пробовать, тогда что? Одним из несчастий кадетов, по моему убеждению, стало лидерство Милюкова. Некоторым даже знание истории идет во вред.

Любопытный момент: в декабре 1905-го года издан избирательный закон. Давая привилегии имущим классам, он отвалил существенную долю крестьянам. В надежде на их монархические чувства, но и не без расчета на то, что кадеты в крайнем случае привлекут крестьян на свою сторону. А крестьяне к кадетам не пошли! Они создали в Думе свою фракцию, и появились трудовики. В ответ на проект кадета Герценштейна (довольно разумный: часть помещичьих земель конфисковать за выкуп, раздав крестьянам) крестьянин-монархист сказал: нет! Земля Божья, значит – ничья!

И оказалось, что русские интеллигенты, сформировав партию, очутились вне народа и в глазах властей стали бессильными. А пытаясь было перед концом монархии стать влиятельной силой, интеллигентами уже не были, считаясь ими по биографии. Недавно я перечитывал книгу воспоминаний Шульгина, великолепная книга. Там его разговор с Милюковым уже во времена Прогрессивного блока, – 1916 год, дело к концу. Шульгин тому говорит: а есть у нас хотя бы черновые наметки состава будущего правительства? Милюков ему: нет, это неудобно. И Шульгин – монархист, националист, но разумный человек, ему говорит: что же будет, раз мы неспособны даже об этом договориться заранее?

Интеллигенты себя потеряли, не уходя. Роль-то они и далее играли, но не свою роль, перестав быть собой. Их поражением мы сегодня примеряемся к нашей действительности. Раз вступил в плоскость политического существования, взял на себя отсюда проистекающие обязательства – обернись назад, взгляни на чужие опыты и учись! Если у тебя нет прошлого, ты безнадежен. Вот мой политический итог: если нет прошлого, ты безнадежен. Если не в состоянии сказать – пусть все наши живые мертвые воскреснут, – ты безнадежен.

85. Дрессировка сталинского интеллигента

– Есть в записи Каменева разговор с Бухариным о Сталине. Как они «голоснули расстрел вредителей», а Сталин расстреливать не захотел. Эти в Политбюро решают, что расстрел оправдан, а Сталин решил иначе. Он-то знает про подлог шахтинского дела. Но ему надо заставить старую интеллигенцию принять большевистскую программу и работать на нее.

Сумасшедшее время, лихорадочное, горячечное. Складывавшееся из разновеликих величин – и ко всему привыкали, все принимали. Кто-то нет, конечно, а кто-то мучился. Помню массу бытовых эпизодов, как это делалось. У меня был давний друг, Витька Циппельштейн. Мамаша его считала себя писательницей, Любовь Тейн. Отец был химик-технолог, крупный специалист. А дядя вообще самый знаменитый в Советском Союзе специалист по соли. Оба были посажены как «вредители» и где-то потом работали. Вспоминается масса деталей, как шла переориентация инженеров. Рабинович – он был одно время наркомом нефтяной промышленности, несколько позже. Инженеры ему объясняют, что нельзя поднять добычу разом без новых скважин. Что есть определенный буровой режим – это можно, того нельзя. Вот где был основной пункт, из-за которого их ломали. А Рабинович им отвечает: царский режим сломали – неужели какой-то «буровой режим» для нас проблема?!

Вообще можно сделать коллаж: записки советских безумцев, которым вдруг стало стыдно быть интеллигентом. Интересный текст из выступления Олеши. Как он сказал – вправляю линзы в глаза, чтобы смотреть, как пролетарский писатель. То ли вставляет линзы, то ли заменяет глаза линзами, что-то в таком духе, и говорит – я уже стыдился видеть. Стыжусь быть интеллигентом. Но Олеша еще отчасти юродивый. А дневник Булгаковой если прочесть? Первая запись 1937 года: 1 января – дай бог, чтобы новый год был не хуже 1936-го! Помню, мне Чудакова рассказала, когда у нас зашел разговор о Булгакове. Конечно, у Булгакова трагическая судьба и нереализованность, но, говорит, не в материальном отношении. Она была потрясена, увидев, сколько договоров он заключал. Конечно, все это унизительно, но нищета ему не грозила.

86. Травма выхода из революционного взлета. Комикс «Россия, которую потеряли». Кремль как симптом