1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

– Здесь странный обратный ход мысли по отношению к своему предмету. Россия возникает в XV–XVI веках, причем сразу как непосредственная часть мирового процесса. А философия истории утвердится в ней позже и когда заговорит русским языком, поставит перед собой «чаадаевский вопрос». Россия сомневается в том, что содержание русской жизни можно рассматривать как мировое достояние. К тому же, ставя такой вопрос, русская мысль соотносит его не с русским прошлым, а с европейским развитием будущего. Что создаст ряд исключительных трудностей для нее, зато откроет умственный ход необычным интересам.

20. Неприемлемый риск чаадаевского вопроса

– Но есть оборотная сторона дела: не имел ли чаадаевский вопрос, много кратно продлеваемый и видоизменяемый Россией, роковых следствий для нее? Может, вопрос этот Чаадаеву и задавать не стоило?

В духовном плане, допущение Чаадаева о «роде человеческом» – это человечество как а-эволюционная форма всеобщности. В основе жесткое уравнение, что все и есть всё! Ошибка западной мысли, новоевропейской и христианской, Марксова ошибка. Что если окажется, что человечество по сути неосуществимо? Если оно застряло, сразу перейдя в свой финал, как видно сегодня, то и пройденный путь мы пересматриваем под углом зрения итога. И тут замечаем нечто ранее исключаемое: при всей экспансии европейского человечества развитие шло все-таки множественными путями. Сегодня эта множественность, нивелируемая и загнанная вглубь глобализацией, вышла наружу, распрямилась, отстаивает права гражданства.

В свете этого самый чаадаевский вопрос можно поставить под вопрос. И не только для получения нового ответа!

21. Крымский провал социума власти. Смерть Хозяина. Модель «революции сверху»

– Обсудим вопрос о причинах падения крепостного права в такой, на первый взгляд, странной связи событий и фактов. Россия ведет Крымскую войну[29], терпит поражение. Война периферийная: Крым (и даже не весь Крым), Севастополь, кое-что на Камчатке и немножко, без особых последствий, в районе Балтики. Казалось, не столь грандиозное поражение, чтобы повлечь за собой такой огромный результат. Я говорю «огромный результат» в убеждении, что отмена крепостного права в России стала в XIX веке самой крупной революцией сверху!

Когда мы понимаем, что 19 февраля 1861 года – это мощная «революция сверху», кажется странным, что причиной стало периферийное поражение армии на отдаленном пятачке пограничной территории. Если даже связать с поражением в Крымской войне смерть царя Николая[30], бывшую, вероятно, результатом самоубийства, то кажется, что мы говорим о несоразмерных вещах! Для «революции сверху» внутренние процессы в России были недостаточно сильны. Чтобы понять перемену, надо связать поражение и смерть царя с кризисом системы, державшейся на мифе всемогущества Николая.

Социум власти, считавший себя средоточием русской и европейской истории, с первым же поражением и смертью создателя впал в прострацию. Система держалась сознательно творимым мифом о неограниченных возможностях этого человека распоряжаться судьбами России и Европы[31]. (Тарле[32] остроумно замечает, что после 1848 года Николай мог сказать себе то же, что Наполеон после Аустерлица: я всё могу!)

От периферийного поражения – к кризису в центре системы распорядительства человеческими жизнями. Еще вчера эта система говорила: «я всё могу». Когда обнаружилось, что она мало что может, перед ней с невероятной остротой встала проблема самосохранения. Николаевская Россия оказалась обычной страной, подверженной поражениям, и ей нужно было (рассматривая с позиций власти) себя заново возобновить. Но, отступая вдаль, вспомним, что и сама николаевская система была результатом поражения декабристов. Что Николай выступал их наследником, «палачом-правопреемником». Он пытался сверху разрешить задачу, к какой его жертвы стремились противоположными средствами. А вернув феномен декабризма в контекст европейского процесса, составной частью коего он был, мы опять вернемся к природе российского процесса как непосредственной части мирового.

Для того чтобы вообще разбирать отмену крепостного права в России, необходимо понятие «революции сверху». Это понятие вводит в контекст европейской истории, где эхом классических революций, французской и других, начнется полоса, которую Энгельс и назвал «эпохой революций сверху». В рамках ее господствующие классы Европы, обученные революциями у соседей, стали способны проводить реформы, равнозначные революциям.

22. Антирабская Россия. Мыслящее движение

– Что такое мыслящее движение? Разве бывают движения бессмысленные?